Адель снова невольно вздрогнула.
- Знаешь, я ведь была свидетельницей у них на свадьбе, - добавила Рита.
- Правда?
- Да. Нина попросила. Я всегда очень уважала её - как личность и как женщину, таких нечасто увидишь. Да и Андрей на редкость хороший человек.
- Да, они были очень красивой парой, - осторожно заметила Адель.
Рита усмехнулась:
- Что ты так о них в прошедшем времени?
- Но ведь... - она потупилась.
- Мы же не знаем точно, - Рита прищурила глаза. - Если кого-то нет в зоне нашей видимости, это не значит, что их нет вообще.
- Возможно, - Адель показалось, что подобный аргумент она слышала уже не единожды, но никогда - в таком контексте.
Фройляйн чему-то кивнула:
- Ничего. Все ещё прокатимся в машинке, - она странно засмеялась.
Адель напряжённо глядела на неё. Рита, заметив, успокаивающе протянула руку.
- Ты не прокатишься, обещаю, - и снова засмеялась. - Выпьем?
Они чокнулись, уже обойдясь без тоста. Снова стало как будто чуть веселее и не так страшно.
- А не сыграешь ту песню на немецком? - протянула вдруг фройляйн. - Помнишь?
Адель кивнула: ту она, безусловно, помнила. Теперь, наверно, помнила даже лучше: голова была лёгкой, исчезло всякое волнение - вокруг только свои. Она взяла гитару, запела негромко:
- Фройнд хайн, гиб мир дайне ханд, фюр михь нах дем троймеланд...
Рита подхватила - голосом пониже, нераспетым, но он у неё явно был:
- Zeig das Ende meines Leids, trag mich nach der Ewigkeit.[2]
Так на пару они допели до конца. Фройляйн откинулась в кресле и сквозь прищур смотрела на Адель с тем выражением, с которым смотрит человек, в сей краткий миг полностью довольный жизнью.
- А знаешь, о чём эта песня? - спросила Рита.
Адель мотнула головой:
- Я поняла только, что в начале что-то вроде «Друг, дай мне руку»... Кажется, так.
- Почти, - Рита кивнула. - Просто «Freund» - действительно означает «друг». Но вот «Freund Hein»...
Она наклонилась вперёд и внимательно уставилась в глаза Адель.
- «Freund Hein» - это смерть.
И, словно не замечая изумления Адель, продолжила:
- Хотя, в общем, так и есть. Друг Хайн... Протянет тебе руку, когда больше некому. Знаешь? Когда совсем некому. Потому мне сразу и понравилась эта песня.
- Уж тебе-то подобное не грозит, - мягко возразила Адель (Рита взглянула вопросительно). - Вокруг тебя всегда вращается много народу.
- Именно - вращается вокруг, - фройляйн фыркнула. - Вращаются, пока вращаюсь я сама. Скажи я любому из них: «Знаешь, мне что-то так хреново, побудь со мной»... Думаешь, кому-то есть дело? Никому это не надо. Неинтересно.
- А так уже бывало? - поинтересовалась Адель.
- Я слишком хорошо их знаю, чтоб проверять на практике. Есть оболочка, и она нравится - чего же ещё? - Рита невесело усмехнулась. - Даже когда они спят со мной - я всё равно одна.
Сказано было несколько с вызовом: откровенность на откровенность, давай-давай, озвучь свои мысли. Но Адель продолжала молчать. Рита, выждав, отвернулась от неё и продолжила уже спокойнее.
- Я прекрасно знаю, что обо мне говорят, - кивнула она. - В конце концов, двойных стандартов никто не отменял, - она помолчала немного, затем добавила тихо, сквозь зубы. - Сами те ещё шлюхи. Продались за место в стойле и стабильную жрачку. Я по крайней мере так никогда не делала.
- Ну, не все же продались. Лунев же написал эпиграмму...
(Упомянув случайно это имя, Адель тут же примолкла: уже много дней Лунев не появлялся на встречах).
- Лунев написал, Лунев молодец. Хотя как о человеке я о нём по-прежнему невысокого мнения. Ну а остальные что? Так и будут прятаться по своим норкам, чтоб, не дай бог, никто не заметил?
- Ты к ним сурова, - улыбнулась Адель. - Между прочим, ничего плохого они о тебе не говорили, по крайней мере, я не слышала. Наоборот - называли богиней...
- Даже так? - Рита взглянула с любопытством.
- Да. Богинюшкой, - вспомнила она точно.
Фройляйн заливисто рассмеялась, откинула прядь волос с лица:
- А, знаю, знаю, от кого ты это слышала! Впрочем, одно другому не мешает, - она успокоилась и пристально уставилась на Адель. - Ты ведь тоже считаешь меня прошмандовкой. Да, Адель? Только честно.
- Нет, не считаю, - ответила она искренне. Фройляйн продолжала глядеть на неё, словно выжидая, поэтому Адель заговорила дальше - немного торопясь, немного сбивчиво:
- Люди никогда не идеальны, не могут быть написаны одной краской, по крайней мере, когда они ещё живые... Кто-то делает подлости другим, кто-то в важный момент теряется и не может решиться... А ты не делаешь ни того, ни другого. Ты - сильный человек, Рита, по-настоящему сильный и смелый. И осуждать тебя только за то, что ты не соответствуешь чьим-то стандартам, никто не имеет права.