- Почему, Schatz[4]? Это же правда. Nur die Wahrheit[5].
Зенкин придвинулся ближе к ней, прихватил за плечи.
- Никто за тобой не придёт, - заговорил он громким шёпотом - убеждённо, почти яростно. - Никто тебя не расстреляет. Ты никуда не пропадёшь отсюда.
- Это, конечно, так от тебя зависит, - она скептично улыбнулась. - Да и от меня тоже, будем честны.
- Рита, не надо больше об этом. Я тебя прошу.
- Ах, ты меня просишь, - протянула она, всё ещё не оборачиваясь. - Ну тогда проси тщательней - может, я замолчу. По крайней мере не буду говорить словами.
...Позже, когда она, отвернувшись, лежала на боку и делала вид, что спит, а на самом деле отстранённо смотрела в пространство - одиночество и опустошённость, как всегда, - Зенкин вдруг спросил:
- А что всё-таки было в том письме?
Она не отвечала довольно долго. Затем быстро кинула:
- Заткнись, - без малейшего намёка на немецкий акцент.
- Послушай, - Зенкин подобрался ближе. - Он, конечно, человек оттуда, но, если хочешь, я...
Она грустно улыбнулась:
- Где вы были в школе, liebe Herr? Где вы были хотя бы в старших классах?
Рита чувствовала, что он сидит совсем рядом и блуждает взглядом по ней, но продолжала смотреть в пространство. Его рука, едва касаясь, скользнула по её скуле и по шее.
- Прости меня, - тихо сказал Зенкин.
- Есть за что? - спросила Рита. И сама же ответила. - Не за что.
Он помолчал, затем прилёг, легко, почти невесомо обнял её.
- Можно, я просто полежу рядом с тобой?
- Можно.
...Паровозный гудок разорвал тишину и нарушил зыбкую рябь полусна. Поезд сильно тряхнуло несколько раз. Сметая последние остатки другого мира, ворвались стук колёс и тревожное безостановочное мелькание световых пятен. Вновь навалился холод, охватил со всех сторон с новой силой.
Она одна здесь - затеряна на безлюдных просторах, заброшена в темноту, из которой нет путей обратно. А там, где она блистала когда-то, никто о ней и не вспомнит: для всех этих людей её больше не существует. Никому это не нужно - помнить, что была такая, фройляйн Рита.
Что ж, ладно. До конца, так до конца. Всё равно она остаётся фройляйн Ритой - даже здесь, даже теперь.
И всё же, как холодно. Нельзя так долго ехать в таком холоде: что ни говори, человеческий организм для этого не предназначен, легко может повредиться.
Хотя... возможно, это и к лучшему.
«Может быть, теперь-то я простужусь всерьёз и умру», - подумала Рита.
Да, это, пожалуй, было бы идеально. Из вязкого тумана теперешнего существования выход для неё только один. И чем скорее, тем лучше.
Рита вытащила голову из-под тряпья, откинула его вовсе. Организм - дурачок, цепляется за жизнь, всё норовит свернуться, защититься от холода. Надо переубедить его, лечь свободно, расслабиться. И тогда скоро станет легче. Станет совсем легко.
Сквозь череду провалов и мимолётных вспышек сознания ей почудилось, что кто-то укрыл её чем-то мягким и тёплым, погладил по руке. Рита, щурясь, приоткрыла глаза и почти сразу узнала эту невысокую фигуру с белокурыми кудряшками на макушке.
- Адель? - удивилась она. Слабо, но всё ещё покровительственно улыбнулась фантому. - Ты же не на том свете, чтоб приходить за мной.
- Нет, - согласилась фигура. - Я просто так к тебе пришла. Я ведь твой друг.
- Правда? - Рита умиротворённо прикрыла глаза, протянула пришелице свою ладонь. - Тогда дай руку, друг. Gib mir deine Hand...
_____________________
[4] Дорогой, милый
[5] Всего лишь правда.
Евгений Зенкин будто бы случайно вышел к железнодорожной платформе, невдалеке от здания станции остановился. Похоже, ею не очень-то пользовались: бетонный навес был почти погребён в снежных сугробах и ни одной протоптанной тропинки. Зенкин подумал немного. Вокруг никого не видно. По нетронутому снегу он неловко приблизился к навесу, иногда проваливаясь, где поглубже.
Здесь нечего было искать, и незачем было приходить. Он и не помнил, как оказался тут, - машинально повернул в эту сторону, ноги сами понесли. С тех пор как прекратились встречи во Дворце Культуры и все разбрелись по своим углам, Зенкин редко где появлялся: это тормошило нехорошие ненужные воспоминания - о том, как было когда-то. Более менее часто он теперь виделся только с Редисовым: тот умел делать вид, что всё по-прежнему идёт по плану, какие бы известия не долетали до слуха. Обычно Зенкин заходил к нему домой, они обсуждали, как движется дело с эпиграммой, или просто делились новостями об общих знакомых. Иногда что-то выпивали, впрочем, немного и неохотно. В другие же дни, вот как сегодня, Зенкин неспешно прохаживался где-нибудь в одиночестве - лучше там, где поменьше людей, меньше будет и вопросов.
Здесь, на этой позабытой всеми станции, он впервые оказался в конце ноября, около двух месяцев назад. Тогда отсюда уходил на восток поезд с ссыльными. Зенкин ничего не знал точно - никто ничего не знал точно - и пришёл на станцию как будто просто так, ни на что в особенности не рассчитывая. Но вдруг, мало ли.