Верховный был в хорошем настроении, а значит, можно было что-то выгадать для себя. Главное, улавливать волну: говорить то, что Он хочет услышать и когда хочет это услышать, а также не подавать повода в чём-либо себя упрекнуть. Если всё идеально, то иногда позволены и маленькие вольности: всё-таки не просто рядовой ссо-шник - доверенное лицо Правителя.
- Да, а что те, митингующие? - последнее слово Верховный произнёс со снисходительной улыбкой. - Вроде бы ты этим занимаешься?
(Прекрасно же знает, что он этим занимается, но, как обычно, делает вид, будто не контролирует всё и вся).
- К сожалению, на данный момент не все участники вычислены, но это дело времени. Думаю, в течение одной, максимум двух недель всё будет закончено.
- А зачинщик?
- Зачинщик отказался нам помогать. Я счёл лучшим вариантом выслать его из Ринордийска.
Верховный задумчиво покивал:
- Да, это правильно... Как думаешь, - Он вопросительно посмотрел на Эрлина, будто и правда сомневался, - больше похоже на спонтанное действо или за этим стоит нечто продуманное? Скажем, какой-то план?
- Последнее исключено почти полностью, - Эрлин сдержанно улыбнулся, как специалист своего дела, знающий, что говорит, и знающий, кому говорит. - Насколько мне известен организатор акции, этот человек всегда производит много шума, но в действиях абсолютно неэффективен. Выстроить же продуманный план он неспособен в принципе.
- Она, - спокойно, но со значением поправил Верховный.
- Именно так. Она, - Эрлин с готовностью кивнул.
- И откуда же она тебе, гм... известна?
- Мы учились в одном классе. И, насколько я заметил, она не сильно изменилась с того времени.
- Так ты, выходит, отлично её знаешь! - радостно воскликнул Верховный.
(Значит, сегодня уловил волну правильно. Иногда такие признания влекли за собой не самые приятные последствия, но не на этот раз).
- Можно сказать, что да, - Эрлин снова сдержанно улыбнулся.
- Тогда дарю, - Верховный повёл рукой, будто отпускал что-то с внезапной щедростью.
(Неужели понял? Или знал всё с самого начала?)
- Могу даже командировку предоставить, - охотно продолжил Он. - Месяца, скажем, на два. Проследишь за ней, чтоб всё как надо... Ну, ты знаешь.
Эрлин почтительно склонил голову:
- Благодарю, господин Правитель.
«Я вижу тебя возле великой правительницы»...
Эти слова почему-то раз за разом всплывали в голове, пока Китти исхаживала покрытые снегом окрестности или, вечерами, сидела в домике старосты при свете свечи. Жаль, не додумалась спросить Сибиллу, в каком именно качестве она видит её возле правительницы. «Ты стоишь ближе всех к ней, слушаешь её указания и улыбаешься». Прочила ей место в ближайшем окружении? Это было бы слишком невероятным стечением обстоятельств.
Впрочем, она не особо доверяла словам Сибиллы. Не сказать чтоб они спешили точно претворяться в реальность. С Ринордийском могло быть просто совпадение: многие тогда уезжали из Истрицка, город приходил в упадок, некоторые переправлялись и в столицу. А пожар с той поры был только один и маленький, она сама же его и устроила. Принимать же на свой счёт «революционные» пожары в столице и, минувшим летом, по лесам средней полосы - не слишком ли большая натяжка? Разве что правительница и впрямь появилась - Софи Нонине. Но где она и где Китти.
А уж в «лёгкую, но глупую» смерть она попросту не верила. Умереть легко, но глупо позволительно было только «дедушке Кире», как его называли папины родственники, жившие под столицей. «Дедушка Кира» тихо и мирно скончался в возрасте шестидесяти семи лет - задолго до рождения Китти - в своём жилище за океаном, в окружении многочисленных поклонниц и неизменной бутылки Nolle. Но архив, оставленный в спешке перед выездом за границу «по срочным делам Правителя», так и хранился в старом доме под Ринордийском.
Родственники встретили радушно, даже нарочито умилённо - особенно по отношению к Китти. Впрочем, за всем этим ненавязчиво, но вполне определённо проглядывала неискренность, вынужденность: родная дочка своего, как-никак. Хозяйка снова и снова пичкала Китти разными - как она сама считала - вкусняшками; всё это с видом аристократа, жалующего со своего плеча нищему оборванцу.
- А как похожа на дедушку Киру, просто одно лицо! - довольно повторяла она.
Китти улыбалась в ответ. Она уже научилась изображать невозмутимость и вежливо улыбаться, даже когда хотелось придушить собеседника на месте или сделать ещё что похуже.
(Китти знала, что - судя по фотографиям - и вправду сильно смахивает на Кирилла Эрлина, и не сказать, чтоб это обстоятельство ей нравилось).
Старый дом несколько тяготил, хотя, наверно, не столько сам по себе, сколько из-за жильцов. Малолетний родственник - видимо, брат Китти в каком-то колене - чего-то настойчиво от неё требовал, она так и не поняла, чего именно и как от него избавиться. Тот злился, что она не понимает, но объяснить словами не мог или не желал. Так или иначе, хозяйка приходила в умилённый восторг: в её глазах это была настоящая семейная идиллия. Хозяин же в основном общался с отцом Китти. Разговор их сквозил странными двусмысленностями и едкими шуточками. Их смысл не доходил до Китти полностью, но было в них что-то гадкое, неприятное, как у некоторых одноклассников в истрицкой школе. Она не любила, когда папа начинал так говорить дома, с мамой - иногда он начинал, и отношения между ними троими от этого только обострялись.