Мысли Китти исподволь переключились на Нонине. Софи Нонине - президент страны... Пока что президент.
Все так хвалили её, так радовались, что, спустя долгие годы, у страны наконец-то появился нормальный предводитель. Китти выслушивала и мило улыбалась в ответ на их восторги, но её настороженность не проходила, а только укреплялась. Не так проста Софи Нонине и совсем не та, которой кажется. С кем они имеют дело - Китти затруднялась точно сказать. Но, как бы ни хотелось думать о лучшем, на ум навязчиво приходили параллели из минувших лет. Всё ещё только начинается (один из тех немногих пунктов, где они с Феликсом были полностью солидарны).
Феликс - конечно, истерик и позёр, но что-то в нём есть. Иногда казалось: как-то, много времён назад он вышел из тех же миров, откуда пришла она сама, с тех же улиц, из искр того же костра, давно заметённого снегом; он видел те же картины - может быть, немного по-другому, под иным углом - и, хотя те образы стёрлись, какая-то смутная, слепая память осталась и она роднила их.
Так размышляла Китти, машинально сжимая пальцами шпильку в кармане пальто, и уже подходила к первым домикам. Невдалеке одна женщина, какая-то из жительниц посёлка, над чем-то трудилась - кажется, набирала воду из колодца.
Китти отметила её присутствие и хотела пройти мимо. Но та сама окликнула её:
- Эй!
Китти остановилась, повернулась к ней, не подходя, однако, ближе.
- Это ведь ты - та девушка из города?
- Да... - слегка вопросительная интонация человека, в принципе готового помочь, но не очень понимающего, что вам нужно.
Женщина немного приблизилась, её округлое, похожее на луну лицо играло заговорщической улыбкой. Китти подумала, что, пожалуй, эта женщина чем-то смахивает на Лаванду, - так могла бы выглядеть та девочка, когда вырастет. Впрочем, здесь все жители были чем-то похожи.
- Я видела у тебя такую красивую штучку - маленькая, блестит, - говорила она полушёпотом, всё ближе подбираясь к Китти.
- Да... Это шпилька.
- Можно мне посмотреть? - она просяще улыбалась, а глаза горели предвкушением, как у ребёнка, который ждёт свой праздничный сюрприз. - Я только посмотрю и верну.
Китти настороженно смерила её взглядом: женщина не внушала ей доверия, хотя, казалось, с чего бы... Затем, поколебавшись, всё же достала талисман из кармана и на ладони протянула женщине.
Та мигом схватила шпильку, покрутила её в пальцах, весело, как-то даже озорно то подносила к глазам, то отодвигала, любуясь.
- Хорошая вещица! - радостно приговаривала она. - Кто-то старался, когда делал. Сейчас такие уже не мастерят и не носят, да ведь? - и, не дожидаясь ответа, продолжала сама. - Знаю, знаю, лет семьдесят назад было... Носила её такая фифа, столичная штучка, сама не работала, детей не выводила, из мужиков только своих всё тягала, танцульки устраивала, мужики на таких падки были...
- Отдайте шпильку, - тихо, но отчётливо сказала Китти.
Женщина будто и не слышала, продолжала кружить на месте, переминала незапланированный «подарок» в руках - то прятала у себя, то вновь выносила на свет.
- А померла-то как... Как собака, на каком-то полустанке. Ну, туда и дорога, - весело вдруг заключила она. - Нашлась героиня... Правильно её в снегах сгноили, я считаю. Сейчас бы так делали...
- Отдайте шпильку, - повторила Китти тем, вторым, голосом - голосом механического хищника. Ненависть поднялась в ней - не пылающая ярость, которая ударяет в голову, а холодная машинная ненависть, что методично и планомерно уничтожает всё, встреченное на пути.
Женщина вздрогнула и испуганно заморгала - будто только сейчас поняла, с кем имеет дело. Попятилась к колодцу.
Китти требовательно протянула руку. Осторожно приблизившись, женщина с опаской положила шпильку ей на ладонь. Китти тут же спрятала талисман обратно в карман. Ненависть её осела, и теперь она почувствовала потребность сказать что-то человечное, что-то правильное.
- Никогда не говорите так о людях, - произнесла Китти. - И не дай вам бог накликать второе «чёрное время».
Женщина продолжала боязливо жаться к колодцу, но Китти она больше не интересовала. Развернувшись, она быстро зашагала прочь - в безлюдные снега, туда, где она никому не сможет сделать хуже, где никто не сможет сделать хуже ей.
На стрельбище никого не было, кроме неё. Китти это устраивало. Не так давно у неё начало нормально получаться и в присутствии третьих лиц, но всё же без них было лучше. Ей нравился сам процесс стрельбы - заставлял успокоиться и собраться; она потому и выбрала стрельбу, когда речь зашла о физкультуре. К тому же пистолет дарил... чувство защищённости, да, наверно, можно назвать это так. Подобное было уже на грани позволенного и непозволительного, а иногда, в плохие дни, эту грань и переходило. Но её мысли и чувства окружающим не будут видны в любом случае, и совершенно им незачем знать, о ком она думает, стреляя по мишени в особо неудачный день. Очевидно. Но чтоб привыкнуть к этой очевидности, потребовалось время.