– Кто такие? – послышался голос Киллера из-за машины.
– Я Грэм Гиллис, – ответил голос ближе. – Это мои дети.
Ага!
– Бросай оружие!
Джерри перешел дорогу, выйдя из зоны обстрела Киллера.
– Я здесь! – крикнул он.
Судя по всему, оружие – пистолет – выбросили, поскольку Киллер скомандовал:
– Всем выйти из машины на ту сторону! – подальше от пистолета, разумеется.
Не считая детей, их было трое, все закутанные в бесформенные плащи, один очень высокий, один, наоборот, низкий – возможно, женщина. Джерри вынырнул из темноты; вся сцена освещалась отраженным от деревьев светом фары. Тот, что повыше, держал на руках… да, скорее всего Алана, а эта бесформенная фигурка рядом с коротышкой, должно быть, Лейси. Затем из темноты за машиной появился Киллер – очень медленно, согнувшись чуть не вдвое, опираясь на автомат как на палку.
На этот раз он не стал дожидаться, пока Джерри примет решение.
– Имя? – рявкнул он.
– Я – Гиллис, – ответил высокий. – Это моя жена, а это Карло, мой шофер.
– Отлично, – кивнул Киллер. – Он понесет девочку. Миссис Гиллис, вы понесете младшего.
– А я? – удивился здоровяк, не понимая, почему его оставили без дела.
– А вы понесете меня, – спокойно ответил Киллер.
– Идите к черту! – огрызнулся Гиллис, и Киллер сбил его с ног ударом приклада, потом ударил еще и еще, пока тот не встал.
– Вы понесете меня, – повторил Киллер, и здоровяк попытался броситься на него. На этот раз он получил стволом в рот. Этот аргумент его, похоже, убедил. Киллера нельзя было назвать легкой ношей, но Гиллис возглавил шествие, шатаясь, словно Синдбад под весом вредного старика-магрибинца – только у этого в руке был подобранный автоматический пистолет.
Джерри шел последним, держа оба «узи» и размышляя, что бы он наделал, не будь с ним Киллера. Они не стали выключать фары, и он проделал большую часть пути, пятясь спиной вперед в ожидании нападения с тыла. Перестрелка выдала их местонахождение – если кто-то и не знал его раньше, – но вой прекратился, что не предвещало ничего хорошего.
В относительной безопасности под фонарем Джерри вернул Киллеру его автомат. Киллер стоял на крыльце, пропуская всю компанию в дом, и казался чрезвычайно довольным собой. Дождь почти полностью смыл грязь с его лица и груди, но он явно спешился не самым удачным образом, украсив себя дюжиной царапин и синяков. Джерри пошел на конюшню.
Кобыла стояла на месте, вся в пене, дрожа от холода и страха. Ей не помешало бы сейчас немного внимания, которого никто не мог ей уделить.
Джерри запер дверь, вернулся к коттеджу и удивился, застав Киллера на крыльце – он привалился к столбу, убрав вес с больной ноги, и напряженно смотрел на происходящее в доме, оставаясь сам – что было на него совсем не похоже – легкой мишенью на фоне освещенного проема. Возможно, он рассчитывал, что следующая атака произойдет без использования огнестрельного оружия.
– Что случилось? – поинтересовался Джерри.
– Похоже на мелкие семейные радости, – ответил Киллер. Он положил руку на плечо Джерри, словно собирался пройти. – Я изловил твою рыбку, потомок Говардов, верно?
– Да, изловил. Спасибо, Киллер.
Рука на плече стиснула его сильнее.
– Спасибо, говоришь? Спасибо? Я скакал на этой кляче без уздечки. Я прострелил колесо этой колымаги на ходу. Я остановил их и вернул сюда. За спасибо?
Маленький ублюдок обожал хвастаться, к тому же теперь ему было чем – голливудским трюкачам не провернуть такого и с сороковой попытки, тем более с больной лодыжкой. Да и никому такого не повторить, ни в Мере, ни во Внешнем Мире.
– И это все, что ты можешь сказать? – вопросил Киллер вредным голосом, еще крепче стискивая плечо Джерри.
Он мог, конечно, ответить, что Киллер пошел с ним совершенно добровольно и совершил все это из-за того, что случившееся с детьми уязвляло его самолюбие. А как насчет самолюбия Джерри, разве это не его операция? Он мог сказать, что Киллер пошел по дружбе – но эта дружба потребовала от него прыжка в темноту с обезумевшей лошади с автоматом в руках и с растянутой лодыжкой, а Джерри Говард никогда не смог бы сделать этого даже в Мере, где максимум, чем он рисковал, это несколькими днями на выздоровление. Тем более не во Внешнем Мире.
Это заставило его подтвердить оценку, даденную им уже не один раз: взвесьте алмазы и грязь в душе Ахиллеса, сына Криона, и под слоем грязи – мазохизма и неспровоцированной жестокости, хвастовства и бравады, драчливости и извращений – вы найдете несколько драгоценных камней. Всего несколько, но воистину бесценных, и среди них один, сияющий как Кох-и-Нор, – верность, означающая, что Киллер сделает для друга все. Все что угодно. Значит, дружба Киллера стоит больше, чем дружба Джерри Говарда, и этот вывод был ему нестерпим, и сам Киллер это прекрасно понимал.
Он и раньше мог бы догадаться, что настанет день, когда от этого не уйти.
– Ты настоящий друг мне, Ахиллес, – произнес он хрипло. – И когда мы вернемся благополучно в Меру – ты, я, Ариадна и ее дети, – я докажу тебе, что тоже могу быть тебе хорошим другом.
Глаза Киллера расширились.
– Обещаешь, гражданин Говард?
– Обещаю, – храбро заявил Джерри. – Все, что ты пожелаешь.
Такого Киллер не ожидал.
– И прекрасная дама тоже будет благодарна, – довольно вздохнул он. – Ох и повезет же мне!
– Ну ты, ублюдок! – взорвался Джерри. – Держи свои грязные лапы подальше от нее!
И тут же сообразил, что угодил в новую ловушку: Киллер глядел на него с нехорошим огоньком в глазах. Если что и доставляло Киллеру больше удовольствия, чем совращение, так это совращение чужой женщины так, чтобы ее мужчина знал это.
– Вот как? – сказал Киллер. – Мой стойкий друг Джерри наконец-то нашел себе даму, которую бережет? Воистину Оракул знал, что делает.
Джерри слишком рассвирепел, чтобы спорить; к тому же если Киллер заподозрит, что Ариадна небезразлична Джерри, его преследования сделаются совершенно невыносимыми.
– Это ее дело, – буркнул он. – Пошли в дом.
– Тогда позволь, я обопрусь на тебя, – просительно сказал Киллер…
Джерри никогда не слышал, чтобы тот просил о помощи.
– Ты что, снова потянул ее?
Киллер только хохотнул.
– О, с моей больной ногой все в порядке, я ее уберег. Дело в том, что я сломал другую.
Джерри обхватил его рукой и помог допрыгать до дома.
Комната казалась целиком забитой людьми, и в довершение всего Алан бился в истерике. У входа валялась кипа мокрых дождевиков, и в доме пахло мокрыми людьми. Джерри устроил Киллера на диване, потом закрыл дверь и задвинул засов.
– Всем туда! – скомандовал он, махнув стволом. – Возьмите деревянные стулья и сядьте спиной к стене. Ариадна, если хотите, оставайтесь в кресле.
Ему повиновались беспрекословно – еще бы, у него в руках был автомат.
Он оценил обстановку. В центре комнаты, задрав ноги, восседал на диване с автоматом наготове Киллер – он держал на мушке пленников, одновременно контролируя входную дверь.
Ариадна съежилась в большом кресле за спиной Киллера, однако вышло так, что она тоже сидела к пленникам лицом. Она явно не связывала себя с ними, однако, судя по всему, не хотела, чтобы ее связывали с Джерри и Киллером, и оставалась сама по себе, маленькая и несчастная.
Вновь прибывшие сидели в ряд между плитой и кухонной полкой, на которой красовался таз с немытой посудой – неплохое первое впечатление для гостей!
Рядом с ними не было ни одного окна, а стол мешал им внезапно наброситься.
Гиллис, сидевший в центре, казался на свету даже крупнее, чем ожидал Джерри. Не ниже его самого, но такой же широкоплечий, как Киллер. Смуглый, крепко сложенный мужчина лет за сорок. Его черные волнистые волосы начинали редеть на лбу. Глаза яростно сверкали из-под тяжелых бровей. Губы были разбиты в кровь, и на скуле багровел синяк – Киллер постарался. Синий костюм в полоску с очень узкими лацканами показался Джерри странным, но, должно быть, так одеваются теперь преуспевающие бизнесмены – судя по качеству пошива, костюм обошелся недешево. Галстук… Боже, неужели они до сих пор не избавились от галстуков? Гиллис внимательно разглядывал своих неприятелей; должно быть, он уже пришел к выводу, что главный теперь Джерри, а Киллер – боец, вряд ли годный для переговоров, если переговоры возможны. Он производил впечатление человека надменного, привыкшего повелевать.