Девочка кивнула. Когда родители начали ссориться, она сунула палец в рот и так и не вынула до сих пор – слабое утешение для ребенка, разорванного распавшимся браком.
– А мы? – не успокаивался Гиллис.
– Я предложу вам выждать двадцать минут после нашего отъезда и выйти.
Местность к тому времени должна будет уже измениться. Вряд ли отсюда далеко до какого-нибудь жилья. Демоны почти никогда не нападают днем, к тому же они охотятся не за вами. И потом у них будет еще куча возможностей поймать вас, – добавил он, улыбнувшись Мейзи.
– Джерри? – слабо окликнул его Киллер. – В комнате темнеет.
Джерри поднял глаза. И правда, лампочка светилась теперь оранжевым светом. Свет угасал, а он и не заметил.
Он пробормотал слова благодарности и вскочил зажечь керосиновые лампы.
Одна и так уже горела несколько часов в углу. Он открутил фитиль, и лампа засветилась ярче, чем электрическая. Он поставил ее на стол, зажег вторую и водрузил на пианино. Потом отворил холодильник – там все таяло.
– Говард?
Снова Гиллис. Он начал выказывать признаки усталости – его синяки потемнели, а под глазами проявились круги, и все же он держался лучше остальных. Сильный человек. Даже непроницаемый Карло начинал нервничать.
Джерри вернулся на стул у двери.
– Вы собираетесь забрать мою бывшую жену, – продолжал адвокат, – и по мне так скатертью дорожка. Но вы собираетесь забрать и моих детей, против чего я категорически возражаю. Почему?
Прежде чем ответить, Джерри посмотрел на Ариадну и увидел страх в ее глазах.
– Потому что, вне зависимости от того, как решил суд вашего мира, я не могу разлучать мать с детьми.
– Но вы ведь не знаете ее историю?
– Меня это не волнует. Она их мать.
Он видел, что Киллер дрожит, и взгляд его блуждает. Или у него шок от боли, или он получил еще и внутренние повреждения. Джерри мог полагаться только на себя.
– Очень жаль, – оскалился Гиллис. – Ко всему прочему она неизлечимая алкоголичка. Я ухлопал на ее лечение несколько тысяч, и все коту под хвост. Я пытался отобрать у нее спиртное – она покупала еще и прятала. Я отобрал у нее деньги – она продала драгоценности, включая те, что достались нам от моей матери. Мое ранчо далеко от города; я вывел из строя ее машину – все бесполезно.
Мысль о том, что от алкоголизма можно вылечиться, как от болезни, была внове для Джерри; впрочем, с сороковых годов медицина, должно быть, ушла далеко вперед.
Гиллис продолжал свое выступление перед присяжными.
– Суд не только признал законность моих родительских прав, мистер Говард, но он также ограничил ее доступ к детям. Она может навещать Алана и Лейси только тогда, когда я не сомневаюсь в ее трезвости. В противном случае она пугает их, валясь с ног и пуская над ними слюни…
– Меня это не интересует, – заявил Джерри, не осмеливаясь взглянуть на Ариадну. – Мне не положено знать, почему тех или иных людей выбирают для спасения. Это известно только Оракулу, а он не говорит этого. Возможно, спасти меня было проще всего…
– Мы говорим сейчас о моей бывшей жене, – перебил его Гиллис. – И о моих детях. Говорю вам: она не может оставаться трезвой больше месяца или двух. Она будет красть, лгать, делать что угодно. Она пропадала в запоях целыми днями, даже неделями. Несколько раз она просыпалась чуть не на помойках, не зная, где была и что делала. И вы готовы доверить ей детей?
В маленькой комнатке стояла тишина, только огонь потрескивал в печке.
Джерри все-таки посмотрел на Ариадну и поспешно отвел глаза. Он посмотрел на вторую жену Гиллиса и прочел на ее лице отвращение.
– Миссис Гиллис, – спросил он. – Разве ваша религия не говорит о прощении?
Она ощетинилась – со стороны такой мягкой, кругленькой, благостной девочки это казалось забавным.
– Тем, кто искренне раскается, даруется прощение, – строго произнесла она.
– Тогда, возможно. Мера – одна из разновидностей прощения? – мягко предположил он. – Многих, попадающих в нее, спасали от неминуемой смерти – я сам видел, в каком виде их привозили: это были почти трупы, они чуть дышали. И через два-три дня они становились такими же здоровыми, как я сам. Рак, тиф, туберкулез… что еще, Киллер? Бубонная чума, раны от меча – в Мере никто не умирает, никто не болеет. Не думаю, чтобы алкоголизм был там такой уж проблемой.
Жервез мог выпить пол-графина «Амонтильядо», но никто не назвал бы его алкоголиком; его разум оставался острым как бритва, здоровье крепче крепкого. Жервез в полном порядке.
Снова наступила тишина в неровном свете керосиновых ламп, нарушаемая чуть слышным всхлипыванием из кресла, где сидела Ариадна.
– Она недостойна! – крикнул Гиллис.
– Кто вы, чтобы судить ее? – зарычал Джерри в ответ, выведенный из себя. Надо бы вести себя спокойнее и профессиональнее, не принимая своего клиента – Ариадну – так близко к сердцу. – У вас есть еще что-нибудь против нее?
– Разве этого недостаточно? – здоровяк скрестил руки на груди, побагровев, и твердо сжал губы.
– Нет! – резко сказал Джерри. – Если это все, что вы имеете против нее, я заявляю, что она достойнее, чем был я сам!
Последовало еще более долгое молчание.
Он не собирался говорить этого.
В конце концов он повернулся к Ариадне. Надежда вновь затеплилась в ней.
– Я тоже грешил, – сказал он. – Меня не посылали ни к судье, ни к прокурору, ни к защите. Я доставлю вас в Меру, к Оракулу, как мне было поручено, и там вы примете свое решение.
Она молча кивнула; ее бледные щеки чуть порозовели.
Он повернулся к Гиллису.
– Возможно, я совершаю ошибку: мне ничего не говорили насчет детей.
Если я не прав, их вернут целыми и невредимыми, обещаю. Многие отказываются остаться, поговорив с Оракулом. Он всегда обещает им благополучное возвращение во Внешний Мир, а его никогда не уличали во лжи или в неточности.
– Вернут мне? – спросил Гиллис. – Или отошлют обратно вместе с ней?
– Этого я не знаю.
Электрическая лампочка уже еле светилась. На улице было совершенно тихо. И что дальше?
– Мистер Говард, сэр? – Голос принадлежал Карло, и Джерри удивленно уставился на него, пока до него не дошло, что «сэр» вовсе не обязательно означает уважение.
– Мистер Карло, сэр?
– Вы стареете в Мере?
Джерри тряхнул головой, подняв Карло сразу на несколько ступенек выше.
Он мог угадать, что последует за этим, и Гиллис это упустил.
– Так как насчет детей? Они взрослеют или остаются детьми? – У него был мягкий, но настойчивый голос. Джерри не мог разобраться, что именно в нем особенного.
– Не знаю, – признался Джерри. – Киллер, ты у нас старожил – может, ты знаешь?
Он задал вопрос скорее потому, что его беспокоил Киллер, и он не ожидал ответа – тот и так ответил еще вечером.
– Нет, – буркнул Киллер.
– Выходит, в Мере нет детей? – так же невозмутимо спросил Карло; глаза его сияли триумфом.
– Я не видел ни одного, – ответил Джерри.
Он не мог заставить себя посмотреть на Ариадну.
Лейси уснула на руках у отца. Должно быть, ему было очень неудобно, но он не предложил уложить ее. Карло и Мейзи ерзали на стульях. Мейзи покраснела и заявила, что ей необходимо в туалет. Джерри отослал ее на горшок в спальню и заставил Ариадну присмотреть за ней.
Киллер утверждал, что он в порядке, но не заговаривал, если только к нему не обращались.
Черт, как тянется эта ночь – они, наверное, на Северном полюсе, или это просто декабрь?
Снаружи не доносилось ни звука. Что там творится? Почему враг не предпринимает новых попыток? Чего – или кого – нет, все-таки чего они ждут? Получили ли там, в Аду донесение: «В наших владениях находится Ахиллес, сын Криона. Он ранен, а его единственный спутник беспомощен».
«Так ступай и разделайся с ним… лорд Астерий!»
Нет, он даже в мыслях не должен произносить это имя.