— Читай, Веня, читай, — поднимаясь, сказала Настасья. — Я мешать не буду.
Она вышла на улицу и села на ступеньку крыльца. Индус приподнялся, равнодушно глянул на старуху и снова улегся.
Да-а, растревожил Настасью Башарину красный следопыт Венька Захаров… Давно миновали те времена, когда Настасья, уткнувшись в подушку, неслышно плакала по ночам, стараясь не разбудить детей своих, четырнадцатилетнего Мишку и маленькую Зину, давно… Но вот заявился Венька, и припомнился Настасье Степан, живой. Много похоронок пришло за время войны в Студеную, а она, Настасья, ничего не получила. Пропал человек, словно в воду канул. В первые послевоенные годы все еще надеялась Настасья, что придет Степан, на каждый стук в калитку вскакивала и бежала к окну. И радовалась, и боялась Настасья Степанова прихода, боялась потому, что не уберегла старшего, Мишку: утонул Мишка в августе сорок пятого года. И хотя не было никакой материнской вины в смерти сына, все равно Настасья считала себя в чем-то виноватой. Сколько слез она выплакала, сколько горя приняла, знает лишь она одна. Зря радовалась Настасья, зря боялась — не пришел Степан…
У калитки остановилась худенькая старушка, долго смотрела на Настасью, потом спросила:
— Ты что, Настасья, сидишь?
— Зятя жду на обед.
Старушка постояла-постояла и пошла дальше. Огненнорыжий петух вдруг ни с того ни с сего издал громкий воинственный крик. Задремавший Индус испуганно вскочил, поджал хвост и пулей шмыгнул в подворотню. И лишь там, разобравшись, в чем дело, сердито и часто залаял. Возле дома с визгом затормозил мотоцикл. С сиденья лихо соскочил Настасьин зять Павел, ногой открыл калитку и весело спросил:
— Зинаида дома?
— Не бывала.
Павел сразу похмурел и, громко стуча сапогами, поднялся на крыльцо.
— Потихоньку, Паша, — попросила Настасья.
— Чего это?
— Анюткин паренек в избе сидит.
— Ну?
— Работает.
Павел и Настасья зашли в избу. Венька дочитывал последнее письмо. Павел не спеша вымыл руки, сел за стол, начал есть, то и дело поглядывая на мальчика.
— Красный следопыт, — сказала Настасья.
— Гляди ты! — буркнул зять.
— Надо еще один запрос сделать, — аккуратно складывая письмо, сказал Венька.
— Сделай, Веня, сделай.
— Толку-то, — усмехнулся Павел.
— Степан Иванович упоминает о каком-то Савраскине. — Венька открыл блокнот. — Вот: «Наипервейший мой друг Петруха Савраскин. Петр Васильевич. Родом из-под Пскова. Деревня его родная сейчас под немцем. И не знает Петруха ничего о своих родных-знакомых». — Венька помолчал, серьезно посмотрел на Павла. — И еще: «Петруха успел стрельнуть, а то бы каюк. Так что, Настасья, благодари дружка моего Петю Савраскина. Спас он меня от верной смерти».
— Ишь ты, — удивился Павел. — Следопыт! Этот… Как его? Шерлок Холмс! Да ты знаешь, сколько Савраскиных на белом свете!
— Может, и много, да в отделении Степана Ивановича наверняка один был, — ответил Венька и встал. — Пошел я, тетка Настасья.
— Спасибо, Веня, — завертывая письма в газету, сказала Верста. — Так ты отпиши.
— Обязательно, — пообещал Венька и вышел.
— А у него котелок варит, — сказал Павел. — Шерлок Холмс!
— Он с добром пришел, Паша.
— А я что? Я ничего. — Павел отодвинул тарелку. — Вот жены на обеде нет — это непорядок!
— Теперь такое время. Сенокос. Самая работа агроному.
— Начальство. Днем в поле, вечером совещанья, заседанья… Разве это жизнь?!
Залпом выпив кружку молока, Павел встал, вышел на улицу, сел на мотоцикл и с ревом полетел по деревне, обдав пылью бегущих к речке Веньку и Индуса.
— Эге-гей! — крикнул Павел. — Шерло-ок Холмс! Молодец!
Венька переждал, пока уляжется пыль, снял галстук и, размахивая им, помчался по зеленой высокой траве. За ним с веселым лаем короткими прыжками несся Индус.
Глава вторая
В ГОРОДЕ
Венька и Валька возвращались с утренней рыбалки. На плечах они несли удилища, а в руках у каждого покачивались связки крупных рыбин, да не голавлей, не подлещиков, а серебристых, нежных хариусов. Индус весело бежал впереди и, казалось, был не менее горд богатым уловом, чем сами рыбаки. Валька, остановившись у своей калитки, в который раз сказал: