ее удачливый и более кровожадный, установил контроль над городком ещё две недели назад и теперь держал всех в страхе. Его люди спокойно «собирали с населения налоги» - то есть попросту грабили всех и вся и творили, что хотели. Также у бандита были свои счёты с повстанцами и лоялистами. Именно потому он потребовал от местных жителей выдавать их. За это обещал вознаграждение, а тех, кто делать это откажется, ждала ужасная расправа. Расправы с целью запугиванья не были редкостью и спорить со свирепым Абдом ас-Сурхом никто не решался, хотя в возможность получить награду за повстанца или лоялиста никто не верил. - Если хочешь, чтобы нам не было обузы - я лично поговорю с этим Музаффаром и попрошу его всё отработать, - сказал Гияс аль-Шейба. - Могу поспорить на сто динаров, что он не согласится, - усмехнулась сестра. - Тогда ты сильно рискуешь, - усмехнулся мужчина... На следующий день между Гиясом аль-Шейбой и Музаффаром состоялся очень серьёзный разговор. Хозяин дома, в котором нашёл пристанище лоялист, рассказал гостю всё о происходящем в селении, и напоследок посоветовал поскорее убираться прочь, так как последствия его дальнейшего пребывания здесь могут оказаться плачевными. Музаффар прислушался к этому совету, но прежде пообещал бесплатно поработать, дабы возместить потраченные на него лекарства и еду. С этого момента всё, что ломалось в доме семьи аль-Шейба, тотчас же чинилось Музаффаром. Молодому бедуину удалось даже вернуть к жизни старенький телевизор советского производства - его очень любила Гуфнар, поскольку аппарат напоминал ей о бурной молодости, и наотрез отказывалась выбрасывать, что ужасно раздражало её брата. Музаффар телевизор починил и заслужил тем самым временную благосклонность женщины. Правда, «Рекорд В-312» всё равно долго не прожил и перестал работать ровно через три дня после починки, но это не мешало Гуфнар подлизываться к Музаффару на протяжении этих самых трёх дней. Но когда аппарат снова перестал работать, своенравная дамочка вновь вернулась к своей пренебрежительной манере разговора и перестала замечать временного жильца. Однако Музаффара это не расстроило совершенно... - Сколько жил у вас господин аль-Каддафи аль-Сирти? - Умм Хурейр Фатах неожиданно прервала подробный рассказ свидетеля. - До самого конца июня, - ответил тот. - Потом он подался на заработки в Триполи и до сегодняшнего дня мы с ним ни разу не виделись. - Какого именно числа подсудимый покинул ваш дом? - Пятого июля. - Ваша честь, - адвокат обернулась на судью, - прошу обратить особое внимание на этот факт, так как Абдулла аль-Асим был убит третьего июля, а его товарищи - и того раньше. Во время совершения преступлений подсудимый находился в доме свидетеля и потому никак не может быть убийцей. - Если только он никуда не отлучался, - вскользь заметил прокурор. Умм Хурейр моментально среагировала на это замечание. - Свидетель, где находился и чем занимался подсудимый третьего и первого июля, а также двадцать восьмого июня? - девушка незамедлительно задала новый вопрос. - Двадцать восьмого июня между Музаффаром и моей сестрой Гуфнар произошла крупная ссора - Гуфнар хотела его выгнать и обвиняла в том, что он неправильно починил её телевизор, - ответил Гияс аль-Шейба. - Она покричала немного и ушла на работу. Я же, как человек вышедший на пенсию незадолго до начала военных действий, остался дома и Музаффар на моих глазах весь день чинил телевизор. Я никуда не уходил и он никуда не уходил. Первого июля к нам пришёл мой сосед и предложил мне сыграть в шахматы. Музаффар постоянно сидел рядом и, когда я проиграл, взялся играть вместо меня. В этот день он тоже никуда не отлучался - да и небезопасно это: вокруг шастали бандиты. А вот события третьего июля я, увы, помню весьма смутно. Я присмотрелся и прочёл на лице прокурора нескрываемое злорадство. Лицо же адвоката было совершенно непроницаемо и понять, о чём она думает, не представлялось возможным. - У защиты больше нет никаких вопросов к свидетелю? - спросил судья. Умм Хурейр лишь отрицательно покачала головой. - Обвинение? - Что ж... Господин аль-Шейба, постарайтесь всё-таки вспомнить события, произошедшие третьего июля, - с нажимом заговорил прокурор. - Я не помню подробностей, увы, - вздохнул свидетель. - Значит, вы не можете утверждать, что Музаффар аль-Сирти на протяжении всего дня находился в вашем доме? - Нет, не могу, - Гияс аль-Шейба, кажется, немного растерялся, что лишь раззадорило прокурора. - Это может вам рассказать Гуфнар аль-Шейба, - неожиданно вмешалась Умм Хурейр. - Она тоже приехала в Триполи на сегодняшнее заседание. - Защита, вам не давали слова, - осадил девушку судья, и та замолчала. А прокурор продолжал. - Вы утверждаете, что подсудимый является лоялистом. Он говорил при вас о старом режиме, упоминал или восхвалял Джамахирию? - допрашивал он. - Ни разу, - со стопроцентной уверенностью ответил свидетель. - Ни разу при мне или при ком-либо из моих родственников Музаффар аль-Сирти не вспомнил свергнутый режим. А то, что он лоялист, решила моя сестра, поскольку человек из племени каддафа никак не может быть не лоялистом, а я молчу про то, что он из города Сирт... - Что ж, - прокурор, очевидно, уже сделал для себя определённые выводы, - благодарю вас, свидетель. Обращу тут ещё ваше внимание, ваша честь, на то, что подсудимый аль-Сирти намеренно скрыл, - здесь последовало ударение, - своё настоящее имя, прося у свидетеля помощи. А это значит, что у него были причины на то. А причины скрывать своё настоящее имя могут быть либо у бандитов, либо у лоялистов. У меня всё. - В зал приглашается Гуфнар аль-Шейба! - провозгласил судья. Гияс молча покинул зал и его место заняла проскользнувшая мимо меня высокая скуластая женщина лет сорока пяти. Я приготовился слушать опрос свидетельницы, когда моё внимание привлекла какая-то возня за спиной. - Этого... этого же просто не может быть! - Сахим был потрясён до глубины души. - Это же моя невеста, Фарида! Мы с ней в начале августа пожениться должны были! - Была твоя - стала моя, - цинично отрезал Карим и добавил с издевательской ухмылочкой: - Но ты не переживай. Подтянешься до моего уровня - того гляди и на тебя начнут девушки внимание обращать. - А! Сволочь! - не своим голосом заорал обычно такой уравновешенный Сахим и мёртвой хваткой впился противнику в горло. Тот захрипел, но умудрился ударить оппонента в солнечное сплетение. Мисуратец охнул и согнулся пополам, после чего Карим налетел на него словно коршун, нанося удар за ударом. Всё произошло так быстро, что никто даже толком и опомниться не успел. - Сволочью меня назвал?! - в исступлении орал потенциальный жених прокурорской племянницы. - Так получи! Получи, скотина! Я, Юсуф аль-Мирджаби и Али бросились разнимать дерущихся и нам на помощь поспешили свидетели. Карима насилу оттащили от избитого Сахима, но тот в последнее мгновение извернулся и ударил противника кулаком в нос. На пол закапала кровь. Карим взвыл и исторг целый поток страшных ругательств, после чего рванулся так, что трое мужчин, в числе которых были свидетель аль-Шейба, Али и Юсуф аль-Мирджаби, едва удержали его. Я же с помощью некого господина Ясифа вполне справился с Сахимом. Участников побоища развели по разным концам коридора. С Каримом рядом сели Али и Юсуф аль-Мирджаби, с Сахимом - я и Гияс аль-Шейба. - Что произошло? - спросил я эксперта. - Карим начал хвастаться своей грядущей свадьбой с племянницей прокурора, ну и показал её фотографию. А я как услышал имя девушки, как увидел её - обомлел: это была моя невеста и мы с ней в августе должны были пожениться, - мрачно ответил тот. - Может, просто совпадение? - предположил я. - Чтобы совпадали и имя, и внешность? Не верю я в такие совпадения, - покачал головой Сахим. - Не иначе как Карим, сволочь, её околдовал... до сих пор не верится... - Тогда позвоните своей невесте, - предложил я. - Если это действительно она и у неё свадьба с Каримом, то с вами у неё свадьбы не будет и она вам об этом скажет: не может же она за двоих одновременно замуж выйти. Мисуратец молча кивнул, а я осторожно подкрался к двери. Судья как раз удалилися для вынесения приговора и в зале было шумно - спорили прокурор и адвокат. - Я совершенно справедливо потребовал для обвиняемого высшей меры наказания и не вижу никаких причин для его смягчения! - безаппеляционно заявил прокурор. - А то, что