ффар. Мы подошли к столу. Но сесть позволили только мне и Музаффару. Я в изумлении воззрился на Файсаля, Хасана и Альфард. - Хозяин - слуга своих гостей, - пояснила мне последняя. - Хозяин не притронется к еде. Есть должны лишь гости. - Хорошо, - я не стал спорить, окинув быстрым взглядом блюда. От такого изобилия у меня разбежались глаза. - Но ведь я всё это не съем, - тихо пробормотал я. - Ешьте, - прошептал мне на ухо Музаффар. - Нет большего оскорбления для хозяина, если гость не испробовал всех его яств. Я вынужден был смириться и приступить к трапезе, так как обидеть гостеприимных ливийцев мне отнюдь не хотелось. На столе было всё, чего только душа пожелает. Это и упомянутые баклава и самса с рахат-лукумом, и всевозможные крупы, овсяные хлопья, бобовые. А также голубцы из виноградного листа, шишкебаб**, рефиз***, чай, верблюжье молоко - и многое другое. Рефиз, как я вскоре узнал, был одним из излюбленных блюд кочевых племён. И Музаффар начал именно с него. Ел мой спутник медленно, степенно, словно растягивая удовольствие. Я решил последовать его примеру и принялся за шиш-кебаб, оказавшийся очень вкусным. Файсаль между тем подвинул стул и сел вместе с нами, но к еде так и не притронулся. То же самое сделал и Хасан. Альфард же пожелала гостям приятного аппетита и удалилась - женщине не следовало сидеть за одним столом с мужчинами. Но, когда с кебабом и рефизом было покончено, девушка принесла ещё кушанья - маслины и знаменитый магрибский кус-кус. Я отблагодарил её, Музаффар - тоже. А потом произошло нечто удивительное - Музаффар и Альфард встретились взглядами и я увидел, как расширились зрачки Альфард. - Не может быть, - прошептала она. - Не может быть... Это действительно ты... - Да, - на потрескавшихся губах Музаффара появилась лёгкая улыбка, - это я. И, признаться, я не сразу узнал тебя, Альфард. - Я тебя тоже, - потупилась девушка и тотчас же подняла глаза. - Но как? Ты ведь погиб тогда, во время битвы за Сирт, я точно это знаю! - Чуть не погиб, - поправил её молодой человек. - Чуть не погиб, но остался жив. - Остался жив, - эхом повторила Альфард, в её карих глазах-озёрах появились слёзы. - Что происходит? - шёпотом спросил я у Файсаля. Но тот и сам был в шоке и совершенно не знал, как объяснить то, что творилось у него на глазах. Ясность внёс Хасан, внезапно возникший рядом со мной. - Они - бывшие сослуживцы, - шёпотом и с невероятной серьёзностью пояснил тот. - Когда-то Альфард спасла жизнь Музаффару. А после он едва не погиб в битве за Сирт. Мы долгое время считали его умершим. И Альфард едва смогла пережить это. У меня и сестры нет больше никого, кроме Музаффара аль-Каддафи аль-Сирти. С этими словами мальчик бросился к молодому ливийцу и заключил его в объятия, да так, что едва не задушил. Радости его не было предела. - Музаффар аль-Каддафи аль-Сирти? - я вопросительно покосился на Файсаля. - Он случайно не родственник вашего бывшего лидера? - Вряд ли, - покачал головой тот. - Скорее всего, он просто родом из племени каддафа, одного из многочисленных кочевых племён, населяющих нашу страну. Музаффар между тем усадил Хасана на колени, Альфард села рядом. Причём на краешек стула, ужасно стесняясь. Но она тоже была рада, даже не рада, а счастлива. - Скажите, - нарушил идиллию я, -, а как вы познакомились? Причём я имел в виду не только Альфард и Музаффара, но и Альфард и Файсаля. - Всё просто, - откинувшись на спинку стула, ответил Музаффар. - Альфард меня случайно с кем-то перепутала и пыталась убить. В результате сама чуть не погибла. А потом, когда выяснилось недоразумение, меня отпустили. А она привязалась ко мне, что ли, и захотела последовать за мной. Сказала, что у неё никого нет. - Так и было, - тихо проговорила девушка. - У меня остался только Хасан. И дома у меня тоже не было. - И в этом мы были очень похожи, - добавил аль-Сирти. - И Альфард, и я потеряли своих близких и это заставило нас пойти воевать. - И теперь на наших руках столько крови, - прошептала Альфард. - А на чьей стороне вы воевали? - ни с того ни с сего спросил я, не успев вовремя прикусить язык и получив хороший пинок от Файсаля. Музаффар как-то странно усмехнулся и не менее странно посмотрел на меня. - А вы догадайтесь, - не особо дружелюбно процедил он. - Понял, - я не стал больше задавать лишних вопросов и быстро сменил тему. - Давайте закончим трапезу и обсудим дело, если никто не против, - бодро предложил я. Против никто не оказался. Съесть всё, что было на столе, оказалось почти непосильной задачей. Тем не менее с помощью Музаффара и парочки таблеток «Мезима», слушая рассказы Файсаля, я сумел это сделать. Файсаль же рассказывал следующее: - Раз уж мы заговорили об этой проклятой войне, то я скажу вам, что был я раньше студентом музыкального училища, - начал юноша. - И причём, весьма одарённым студентом. Но когда начались бомбёжки, я понял, что моя музыка никак не поможет моему народу, и отправился в госпиталь работать санитаром. То, что мне пришлось там увидеть и пережить - не описать словами. Я уже не сосчитаю количество умерших на моих глазах солдат и мирных жителей и не вспомню всех их имён. И Альфард была в их числе. О, она была очень плоха! Но наш хирург, Фарид аль-Рашид был воистину волшебником, да вознаградит его Аллах за всех спасённых им! - и возвратил её к жизни. Но тем дело не кончилось. На следующий день к нам доставили ещё несколько мирных и добрый десяток лоялистов. И многих из них Фарид аль-Рашид спасти не смог. Оперирующих хирургов катастрофически не хватало... - тут Файсаль на мгновение смолк. Я замер в напряжении. Через некоторое время ливиец продолжил. - Потом... - он сглотнул, воспоминания явно были не из приятных. - Простите, мне трудно воскрешать в памяти события тех дней, но мне очень нужно выговориться... В общем, потом пришли они... - Повстанцы? - спросил Музаффар. - Они самые, - глухо произнёс композитор. - И вы не поверите, что они сделали! - Потребовали выдать им раненых, - сказала Альфард, отправив Хассана на улицу, чтобы тот не ничего услышал. - Многие из которых едва отошли от наркоза. Я вздрогнул. Снова воцарилась короткая пауза. Нарушил тишину голос Файсаля. - Фарид аль-Рашид сказал, чтобы они убирались, поскольку ему глубоко наплевать, за кого воюют его подопечные - он врач и его святой долг - помочь нуждающимся вне зависимости от их политических предпочтений. И его поддержал весь персонал больницы, включая наших коллег из России, Беларуси, Украины и других стран, которые тоже спасали человеческие жизни вместе с нами. И тогда... Тогда один из наших незваных гостей схватил за руку молодую медсестру Марьям и приставил дуло пистолета к её голове. Не знаю, почему его выбор пал именно на Марьям, одному Аллаху это ведомо, но мы все знали, что Марьям была невестой Фарида аль-Рашида и должна была вскоре выйти за него замуж... - Перед Фаридом встал выбор: спасти невесту или спасти раненых, - прошептала Альфард. - И тогда Фарид аль-Рашид... Фарид аль-Рашид дрогнул, - еле слышно проговорил Файсаль. - Он приказал им отпустить Марьям. А их главный просто рассмеялся... Я закрыл глаза. Моё воображение рисовало передо мной жуткую драму, разыгравшуюся в холле одной из ливийских больниц. Я видел повстанцев с автоматами и их главаря, державшего в заложниках перепуганную девушку, видел её испуганные глаза и поджатые губы хирурга аль-Рашида, чувствовал, как в воздухе царит напряжение и бешено колотятся сердца медицинских сотрудников. А сам я ощущал себя не свидетелем происходящего, а его непосредственным участником. Казалось, что это мне нужно принять нелёгкое решение. Мне, а не Фариду аль-Рашиду. - Отпустите её! - громко и властн