ан. И дома у меня тоже не было. - И в этом мы были очень похожи, - добавил аль-Сирти. - И Альфард, и я потеряли своих близких и это заставило нас пойти воевать. - И теперь на наших руках столько крови, - прошептала Альфард. - А на чьей стороне вы воевали? - ни с того ни с сего спросил я, не успев вовремя прикусить язык и получив хороший пинок от Файсаля. Музаффар как-то странно усмехнулся и не менее странно посмотрел на меня. - А вы догадайтесь, - не особо дружелюбно процедил он. - Понял, - я не стал больше задавать лишних вопросов и быстро сменил тему. - Давайте закончим трапезу и обсудим дело, если никто не против, - бодро предложил я. Против никто не оказался. Съесть всё, что было на столе, оказалось почти непосильной задачей. Тем не менее с помощью Музаффара и парочки таблеток «Мезима», слушая рассказы Файсаля, я сумел это сделать. Файсаль же рассказывал следующее: - Раз уж мы заговорили об этой проклятой войне, то я скажу вам, что был я раньше студентом музыкального училища, - начал юноша. - И причём, весьма одарённым студентом. Но когда начались бомбёжки, я понял, что моя музыка никак не поможет моему народу, и отправился в госпиталь работать санитаром. То, что мне пришлось там увидеть и пережить - не описать словами. Я уже не сосчитаю количество умерших на моих глазах солдат и мирных жителей и не вспомню всех их имён. И Альфард была в их числе. О, она была очень плоха! Но наш хирург, Фарид аль-Рашид был воистину волшебником, да вознаградит его Аллах за всех спасённых им! - и возвратил её к жизни. Но тем дело не кончилось. На следующий день к нам доставили ещё несколько мирных и добрый десяток лоялистов. И многих из них Фарид аль-Рашид спасти не смог. Оперирующих хирургов катастрофически не хватало... - тут Файсаль на мгновение смолк. Я замер в напряжении. Через некоторое время ливиец продолжил. - Потом... - он сглотнул, воспоминания явно были не из приятных. - Простите, мне трудно воскрешать в памяти события тех дней, но мне очень нужно выговориться... В общем, потом пришли они... - Повстанцы? - спросил Музаффар. - Они самые, - глухо произнёс композитор. - И вы не поверите, что они сделали! - Потребовали выдать им раненых, - сказала Альфард, отправив Хассана на улицу, чтобы тот не ничего услышал. - Многие из которых едва отошли от наркоза. Я вздрогнул. Снова воцарилась короткая пауза. Нарушил тишину голос Файсаля. - Фарид аль-Рашид сказал, чтобы они убирались, поскольку ему глубоко наплевать, за кого воюют его подопечные - он врач и его святой долг - помочь нуждающимся вне зависимости от их политических предпочтений. И его поддержал весь персонал больницы, включая наших коллег из России, Беларуси, Украины и других стран, которые тоже спасали человеческие жизни вместе с нами. И тогда... Тогда один из наших незваных гостей схватил за руку молодую медсестру Марьям и приставил дуло пистолета к её голове. Не знаю, почему его выбор пал именно на Марьям, одному Аллаху это ведомо, но мы все знали, что Марьям была невестой Фарида аль-Рашида и должна была вскоре выйти за него замуж... - Перед Фаридом встал выбор: спасти невесту или спасти раненых, - прошептала Альфард. - И тогда Фарид аль-Рашид... Фарид аль-Рашид дрогнул, - еле слышно проговорил Файсаль. - Он приказал им отпустить Марьям. А их главный просто рассмеялся... Я закрыл глаза. Моё воображение рисовало передо мной жуткую драму, разыгравшуюся в холле одной из ливийских больниц. Я видел повстанцев с автоматами и их главаря, державшего в заложниках перепуганную девушку, видел её испуганные глаза и поджатые губы хирурга аль-Рашида, чувствовал, как в воздухе царит напряжение и бешено колотятся сердца медицинских сотрудников. А сам я ощущал себя не свидетелем происходящего, а его непосредственным участником. Казалось, что это мне нужно принять нелёгкое решение. Мне, а не Фариду аль-Рашиду. - Отпустите её! - громко и властно приказывает Фарид аль-Рашид. Его голос отбивается эхом от ослепительно белых стен больницы и проносится над головами повстанцев. Главарь последних криво ухмыляется, и эта ухмылка не предвещает никому ничего хорошего. - Отпустите её! - повторяет врач всё так же уверенно и твёрдо. Марьям смотрит на него умоляюще и понимает, что её судьба, её жизнь - в его руках. В тишине больницы отчётливо звучит одинокий и короткий выстрел. Но для Фарида аль-Рашида этот выстрел длился вечность... Я резко открыл глаза и увидел грустную улыбку на лице Альфард и Файсаля в шоковом состоянии. Мне и самому было не по себе. - Он убил её? - спросил я. - Убил, - эхом отозвалась Альфард. - А потом они устроили погром в больнице, - вконец убитым тоном добавил Файсаль. - Фарид аль-Рашид был настолько потрясён случившимся, что просто перестал контролировать ситуацию. Марьям умерла у него на руках от кровопотери - рана оказалась смертельной. У неё не было шансов. Ни одного. - Как и у тех, за кем пришли они? - неожиданно спросил Музаффар. - Почти, - не согласился с ним бывший санитар. - Почти. Часть раненых вытащили прямо в холл. Многие не стояли на ногах, но никого это не волновало. Нашлись смельчаки из числа врачей, кто воспротивился такому зверству, но их избили и поставили к стенке вместе с ранеными... А ещё были такие, которые решили на свой страх и риск вывести раненых, оставшихся в живых, из больницы и спасти. И среди них был и я. У одного из коллег за зданием больницы стояла машина. Он-то и увёз некоторых, но большинству не повезло... Я вновь прикрыл веки. И опять увидел уже знакомый мне холл. Но теперь пол его был залит кровью. А посреди холла на коленях стоит мужчина в белом халате, прижимая к груди мёртвое тело юной медсестры и беззвучно, безумно шепчет её имя. А у стены напротив повстанцы выстраивают раненных и совершенно беспомощных своих противников. Короткая, но кровавая драма медленно подходит к концу. Никому нет дела до Фарида аль-Рашида. Никому нет дела до его безграничного горя. У них теперь есть дела поважнее. Командир доволен. Он расхаживает перед нестройным рядом раненых. Его подчинённые ждут только команды. Это война. А что на войне человеческая жизнь, чья-то сломанная судьба, невинно загубленная душа? Ничто. Внезапно вперёд бросается молодой врач. И не один - с ним ещё несколько его бесстрашных коллег. - Прекратите немедленно! - кричит безрассудный юнец, и голос его звенит от негодования. - Это больница! Командир, усмехаясь, подходит к нему. Ноги у врача трясутся, но он не отступает. И тотчас же получает страшный удар в солнечное сплетение. Его товарищей ожидает та же судьба. Повстанцы валят своих безоружных противников на холодный пол и от души избивают. Бьют ногами, кулаками и прикладами. Бьют с неописуемой жестокостью и лишь для того, чтобы швырнуть их, полуживых, к той самой злополучной стене. А после командир, с пренебрежением оттирая руки от чужой крови, перекидывает автомат через плечо и строит своих опьяневших от запаха боли и страха солдат в шеренгу. - Пли! -следует короткая команда. Холл в мгновение ока заполняется дымом... Передо мною снова комната-мастерская. Я дрожу - увиденное оказалось слишком реальным. - Что с вами? Вы в порядке? - участливо спросил Музаффар. - Вас не сильно напугал мой рассказ? - взволновался и Файсаль. - Да нет, скорее потряс, чем напугал, - я с трудом выдавил некое подобие улыбки, чтобы успокоить моих знакомых. Пересилив самого себя, я задал ещё один вопрос: - Что стало с Фаридом аль-Рашидом? - Я не видел, как он погиб, но говорят, что после расстрела они стали добивать тех, кто остался жив, а господин аль-Рашид поднял с пола какой-то острый осколок и вонзил его главному в горло... Воцарилась тишина. Тишина такая, что было слышно смех людей на улице и громкий говор активных торговцев. Файсаль молча налил мне и Музаффа