11. Их судьбы
В Книге Судеб ни слова нельзя изменить. Тех, кто вечно страдает, нельзя извинить. Можешь пить свою желчь до скончания жизни: Жизнь нельзя сократить и нельзя удлинить. Омар Хайям
На какое-то мгновение всё затихло и воцарилась странная, до жути неестественная тишина. Я подбежал к Музаффару и Тиёко. Последняя уже почти отошла от пережитого шока и провела рукой по шее. На пальцах осталась кровь. Японка смертельно побледнела, чем несказанно напугала как меня, так и моего напарника. - Я что, ум-умираю? - с трудом просипела Тиёко. - Нет, уважаемая, - ответил ей Музаффар на блестящем английском. - Это всего лишь царапина и при том неглубокая. Никто вам умереть не... Последние его слова заглушили отдалённые выстрелы. Через мгновение мы увидели группу из человек пяти человек, не меньше, которая направлялась в нашу сторону и, судя по всему, явно не для того, чтобы поздороваться. Все незнакомцы были хорошо вооружены и в случае перестрелки шансов у нас, учитывая потери в виде одного убитого и двух раненых, не было бы никаких. - Кто это? - испуганно прошептала госпожа Киросаки, бросив быстрый взгляд в сторону стремительно приближавшихся людей. - Бандиты Мурада Бешеного, - мрачно изрёк Музаффар. - Он оставил часть своих головорезов на квартире, вот они и бегут ему на подмогу... Аль-Афинов, я задержу их, а вы звоните Имаду аль-Мухаду - пусть присылает подкрепление. - Хорошо, - я быстро кивнул и в тот же миг воздух рассекла автоматная очередь. Музаффар ответил на это двумя выстрелами. чуть выглянув из-за джипа, служившего ему, мне и Тиёко укрытием. Стараясь унять дрожь в руках, я начал набирать следователя аль-Мухада... Всё, что происходило после того, как я вызвал подмогу, больше походило на сон: стрельба, непосредственным участником которой стал я, крики, стоны, тихий плач Тиёко Киросаки, а потом визг тормозов и властный окрик «Оружие на землю! Полиция Каср-Бен-Гашира!„... Всех участников боя (а иначе я произошедшее назвать и не мог) доставили в полицейское отделение. Только лишь убитого сержанта и его тяжело раненого напарника забрала Скорая. Музаффар от госпитализации наотрез отказался и с большой неохотой позволил наложить себе повязку. К его счастью, пуля прошла навылет и извлекать её не пришлось. Тиёко Киросаки же в буквальном смысле онемела от страха и теперь не могла внятно даже двух слов связать. Это очень встревожило Мартина и он, от души поблагодарив всех участников операции, попросил поскорее отпустить их в отель. Я был совершенно сонный и с трудом воспринимал действительность, зато Музаффар бодрствовал. На рану он совершенно не обращал внимания и это особенно поражало меня. Имад аль-Мухад достал из шкафа бутыль с некой белой жидкостью и три стакана, по которым и разлил содержимое бутыля. - Верблюжье молоко, - пояснил следователь, поймав мой вопрошающий взгляд. Я кивнул и принял стакан. Музаффар сделал тоже самое и я заметил, что фаланги мизинца и безымянного палец правой руки, которой каддафа держал стакан, были слегка искривлены. Больше всего это напоминало неправильно сросшийся перелом. На ум сразу же пришёл Музаффара рассказ о допросе его Каримом, закончившийся сломанными пальцами руки. Неужели так оно и было на самом деле? Но если это так, то Карим врёт и... кто же тогда убийца? Я допил молоко и взглянул на дисплей телефона. 00:01. Наступило восьмое июля 2012-го года... 08.07.12 Некоторое время мы все молчали. Первым заговорил я. - Как вы думаете, с освобождённой заложницей всё будет в порядке? - спросил я. - Думаю, что да, - уверенно заявил Имад аль-Мухад. - Всё зависит от степени шока, - пожал плечами Музаффар. - Она, конечно, не пережила такой стресс, как скажем, Альфард аль-Фатех, но тем не менее... - А что такого случилось с Альфард аль-Фатех? - поинтересовался я. Музаффар тяжело вздохнул. - У всех участников боевых действий нарушена психика, - откинувшись на спинку стула, пояснил он. - В той или иной степени. У Альфард же просто крайняя степень нарушения психики и этому способствовал плен, а также всё, что было после него. Можно сказать, что на свете существовало две Альфард аль-Фатех - Альфард довоенная и Альфард послевоенная. И эти две девушки - абсолютно разные люди... Альфард довоенная была чувствительной и эмоциональной, доброй и открытой. У довоенной Альфард было много друзей и самое главное - она была счастлива. Послевоенная Альфард... даже не знаю как её охарактеризовать, но скажу одно - эта уже совсем не та девушка, которая воевала вместе со мной. В ней что-то умерло... Да и во мне тоже... Музаффар замолчал. Имад аль-Мухад тоже не проронил ни звука, как и я. Каждый думал о своём. В памяти всплыла фотография, порванная Каримом. На ней был изображён он сам и... Я чуть не подскочил. Остальными двумя были Альфард аль-Фатех и Музаффар аль-Каддафи аль-Сирти! Конечно, тогда, облачённые в военную форму, да ещё и при плохом освещении, они выглядели совсем не так, как сейчас, в нынешней жизни, но всё же сомнений не было - я наверняка знал всех троих с фотографии. И снимок подтверждал, что Альфард, Музаффар и Карим когда-то воевали вместе. Вот только было одно «но„... - Господин аль-Мухад, - обратился я к следователю, - скажите, вы знали некого Карима ибн Вагиза? - Карима ибн Вагиза? - пожилой бедуин призадумался. - Ах да, помню такого. Он воевал за правительственные войска вместе с Музаффаром и Альфард. У меня даже где-то фотография завалялась. Сейчас... А вот и она, - заглянув в шкаф следователь после