Выбрать главу
фара примкнул к своим несколько позднее, как раз тогда, когда провалилась первая попытка взять Сирт штурмом. Вскоре он погиб. Эта утрата сделала Музаффара крайне подозрительным, вследствие чего он в открытую заявил, что в рядах снайперов затаился предатель. И, надо сказать, основания так утверждать у него имелись: враг уже дважды на удивление точно накрывал огнём снайперские позиции, словно противнику было хорошо известно их расположение. Первый раз чуть не погиб сам Музаффар, второй раз повлёк за собой гибель Джафара. Впрочем, с остальными членами группы ничего подобного не происходило. Со всеми, кроме племянника Омара. Тот тоже заявил о подобном случае, происшедшем с ним, что лишь укрепило подозрения Музаффара и тот пообещал вычислить «крысу» и лично наказать. Впрочем, решимость его вмиг сменилась апатией.       В семье Музаффара и Джафара было шестеро детей. Двое старших, двойняшки, умерли, не дожив и до трёх лет. После них на свет появились Саид, Музаффар, Джафар и Фекда. С началом боевых действий отец и старший сын Саид ушли воевать за лидера в авиацию. Музаффар остался дома, дабы присматривать за братом, матерью и сестрой. И вот однажды Фекда пропала. Пропала очень неожиданно и её не сразу хватились. Последний раз девушку видели по дороге к городу, Сирту. Музаффар и Джафар с благословения матери отправились на её поиски. Почти месяц искали они сестру, но так и не нашли. Музаффару, благодаря одному журналисту, удалось выяснить, что Фекда уехала из Сирта в Триполи с целью примкнуть к правительственным войскам. Дали запрос в столицу - и действительно, девушка семнадцати лет от роду, по-имени Фекда аль-Сирти пыталась записаться добровольцем в зенитчики, но без особого успеха. Над ней лишь посмеялись и отправили домой. Музаффар принял решение ехать в Триполи, но не успел - по ливийской столице нанесли мощнейший авиаудар, после чего имя Фекды аль-Сирти всплыло в одном из неофициальных списков погибших... Братья опоздали всего лишь на день... Музаффар сестру не уберёг и чувство вины за её гибель осталось с ним навсегда. В душе его, конечно, ещё некоторое время жила вера в то, что, может быть, Фекда просто ранена и ей удалось каким-то образом выжить... Но вскоре и эта надежда угасла.       Фекду за её дерзкий и необдуманный поступок, безусловно, осуждали. Но в то же время и жалели. Но больше жалели её мать. Джафар же рвался на фронт и мать братьев всерьёз опасалась, как бы и он тоже не сбежал и не погиб, как и сестра. Музаффару тоже дома не сиделось. Почти все мужчины племени воевали и ему не терпелось к ним присоединиться. Но оставить маму одну братья никогда бы не смогли. Так шли дни за днями, отношения между Музаффаром и Джафаром с момента гибели Фекды портились с каждым днём, молодые люди периодически винили друг друга в происшедшем, хотя и прекрасно понимали, что это бессмысленно. С фронта вернулся дядя юношей, брат матери. Повоевать ему довелось очень недолго - его ранили и отправили домой. Этот мрачный, вечно угрюмый мужчина оказался очень хорошим хозяином. Несколько раз он даже говорил с сестрой, чтобы та отпустила сыновей на войну - он-то сумеет о ней позаботиться и присмотреть за верблюдами и овцами. После долгих уговоров женщина, как раз получившая письмо от мужа и старшего сына, в котором они сообщали, что у них всё хорошо, скрепя сердце согласилась. Музаффар и Джафар стали солдатами, но на первых порах не ладили. А потом получили сообщение о гибели матери и дяди. От отца и Саида с того самого момента, как братья ушли воевать, не было никаких новостей. Поэтому Музаффар и сказал Альфард во время их знакомства, что у него никого не осталось (Джафара, на которого был очень зол, он в расчёт не брал).       Помирились они, как ни странно, с появлением Альфард. По какой-то причине, которую не знали, пожалуй, даже они сами, братья осознали, что кроме друг друга у них нет никого. А гибель Джафара стала для Музаффара потерей чуть ли не единственного звена, связывающего его с этой жизнью. И если бы не клятва, данная им Альфард, он, возможно бы совершил страшный грех и пустил бы одну из тех, никогда не ведающих промаха пуль, себе в голову. Впрочем, в Аллаха он больше не верил и потому не считал самоубийство чем-то греховным. Лишь обещание удерживало его от шага в никуда.       Посидев немного на улице, Музаффар снова вернулся в штаб. Он принял решение. Ему надо было побыть одному. - Я ухожу, - с порога заявил снайпер. В полупустой комнате воцарилась тишина. Все взгляды были обращены в его сторону. - Ты намерен покинуть отряд? - спросил Омар, которого после гибели полковника аль-Самира в Триполи, снайперы единогласно выбрали командиром (капитан аль-Бурхан отбыл в Бени-Валид). - Нет, - покачал головой Музаффар. - Мне просто нужно побыть одному... - Ты что, задумал бросить нас, твоих братьев? - нахохлился Карим. - А как же твоё обещание заботиться о Хасане? - Я помню о нём, - кивнул молодой бедуин. - И потому не буду отсутствовать долго. Если же Хасан хочет, он может пойти со мной. - Ты рехнулся? - Карим выразительно покрутил пальцем у виска. - Взять с собой ребёнка в какую-то неведомую даль, где на каждом шагу притаилась смертельная угроза? Ну уж нет. - Карим, - Омар, обратил на юношу строгий взгляд. - Сделай одолжение - помолчи немного. У Музаффара великое горе - он потерял единственного родного человека, брата, и мы все его прекрасно понимаем. Также нам всем прекрасно известно, что Музаффар не из тех, кто нарушает данные им клятвы и обещания, и он не бросит Хасана и вернётся в кратчайшие сроки. Что же касается мальчика... да, опасно брать его с собой, но пусть он сам решает свою судьбу. И снова молчание. Впоследствии многие утверждали, что ошибочно было возлагать на ребёнка ответственность за его жизнь и предоставлять ему право выбора, но что сделано, то сделано. Хасан под прицелом десятков глаз, встал с табурета и ступил навстречу Музаффару. - Надеюсь, ты простишь меня, если я откажусь с тобой пойти? - тихо спросил мальчик. - Не сочти меня трусом, но тебе одному будет легче справиться со своим несчастьем. Музаффар молча кивнул. После этого он взял с собой аптечку, верную винтовку, ни разу не подводившую его, немного еды, патроны и воду и направился на выход. - Я буду отсутствовать несколько дней и по прежнему нещадно истреблять врага, - сказал на прощание он. - Прошу вас, братья, держитесь и простите меня за то, что решил вас внезапно покинуть. Снайперы лишь безмолвно склонили головы в знак не то понимания, не то скорби...        Сирт был его родным городом и он знал каждую улицу. Он провёл здесь свою юность. Каждый камень на мостовой был ему дорог. И хоть теперь город и лежал в руинах, а под ногами неприятно хлюпала вода, порой доходящая едва ли не до колен, он всё равно ориентировался на местности. Музаффар был частью своего родного города.       Он шёл осторожно, держась стен зданий и вздрагивая от каждого шороха. Затопленная часть Сирта осталась позади, передвигаться стало легче, но отнюдь не безопаснее. Лишь благодаря счастливой случайности снайпер не встретился тогда ни с кем из солдат противника. Заночевал он на втором этаже бывшего магазина. Съел малую часть своей пайки и уснул прямо на полу.       Утро 9-го октября 2011-го года выдалось холодным и неприветливым. Небо затягивали тяжёлые свинцовые тучи, а по улицам стелился густой туман. Вокруг не было ни души. И стояло безмолвие. Такое серое и пугающее. Наводящее уныние и тоску.       Музаффар обошёлся без завтрака. Передвигаться днём было опаснее, чем ночью. Но туман играл на руку ливийцу и тот, после некоторых раздумий всё же покинул своё временное укрытие.       Ещё вчера он не знал, куда идёт, а теперь в голове его был сформирован чёткий маршрут. Музаффар решил попасть в свою школу. И, может быть, если повезёт, посидеть за партой, за которой сидел сначала он, а потом - Джафар. Джафар. От одной мысли о брате, сердце у молодого бедуина сжалось от боли. Почему? Ну почему он погиб? «Вместо него должен был умереть я», - подумал Музаффар и от этого стало ещё хуже. На какое-то мгновение ему почудилось будто впереди, у покорёженного фонарного столба он увидел фигуру Джафара. Захотелось крикнуть, но крик застрял в горле. Музаффар бросился вперёд, забыв про всякое благоразумие, споткнулся и только чуть не&n