господин аль-Мирджаби. Солнце вставало над Средиземным морем, окрашивая волны и облака то в кроваво-алый, то в нежно-розовый. Первые лучи поползли по разрушенным улицам Сирта, проникая в разбитые окна и зияющие дверные проёмы. В просторной комнате на самом верхнем этаже жилого здания снайпер встречал рассвет. Встречал в компании винтовки и невесёлых мыслей. Этим снайпером был Музаффар аль-Сирти... А за квартал от здания, в котором расположилась позиция Музаффара, готовилась военная антиснайперская операция. На этот раз повстанцы получили приказ брать стрелка живым и это усложняло их задачу. Перед группой, состоявшей из четырёх человек, с важным видом прохаживался их руководитель. - Итак, вы знаете, что делать, - внушал он своим подопечным. - И запомните: он нужен нам живым. - Ну, во-первых, не нам, а им, - имея в виду руководство, флегматично отозвался высокий, метра под два ростом парень, вечно жующий какую-то непонятную смесь. - Нам-то он и даром не нужен. А во-вторых, что будет, если кто-то ему в голову попадёт? - Мурад! - прикрикнул командующий операцией. - Отставить провокационные вопросы! Сказано брать живьём - берём живьём и только! Вы знаете, что будет, если вы нарушите приказ! Больше вопросов нет? Ответом стала тишина. - Отлично! Приступить к выполнению плана! - Есть! - хором выкрикнули четверо повстанцев и операция началась... Отряд состоял из двух матёрых «охотников за снайперами» и их помощников. Их миссия облегчалась тем, что они знали о противнике всё до мелочей - начиная от того, в каком доме, на каком этаже и в какой комнате он находится и заканчивая его привычками и чертами характера. Молодой Сахим в этой группе был одним из ассистентов. Дом, в котором засел Музаффар, расположился на пересечении улиц. Комната, избранная для позиции, окнами выходила сразу на две стороны - на восток и на север. Таким образом, две улицы и перекрёсток просматривались просто идеально. И если бы члены повстанческого отряда появились на пресловутом перекрёстке, то от пули их бы ничто не спасло... Улицы пустовали вот уже как пятнадцать минут. Ни единой живой души не было поблизости, а Музаффар пребывал в полной боевой готовности. Прошло ещё немного времени, но никто так и не появился. Впрочем, снайпер не особо переживал по этому поводу: порой, чтобы произвести всего лишь один выстрел, приходилось проводить в засаде по несколько часов, а иногда - ждать целый день. Ливиец был терпелив. Да и спешить ему было особо некуда. Он знал, что когда-нибудь кто-нибудь обязательно попадёт в зону его действия и это неизбежно. Молодой бедуин даже не подозревал, что о его позиции прекрасно известно противнику и четверо вражеских бойцов уже штурмуют его убежище... Музаффар насторожился, когда в глубине дома что-то шелохнулось. На первый взгляд в этом не было ничего подозрительного, но снайпер с его необыкновенно острым слухом, вздрогнул и на мгновение прекратил наблюдение за перекрёстком. Неужели кроме него здесь ещё кто-то есть? Если да, то кто? Друг это или враг и что ему нужно? Времени на раздумия не оставалось - звук раздался ещё раз. Это были шаги, вне всяких сомнений. Музаффар схватился за оружие и притаился у входа в комнату. Несколько секунд царила абсолютная тишина. Солнечные лучи ползли по грязному, побитому паркету комнаты, спускались на пустую двуспальную кровать и рисовали узоры на стенах. Они стояли молча. И каждый слышал только биение собственного сердца. Их разделял лишь дверной проём, по одну сторону которого притаился снайпер, а по другую - четверо явившихся за ним повстанцев. Повстанцы действовали первыми - в бывшую спальню полетела дымовая шашка. Помещение мгновенно задымилось. Музаффар закашлялся, закрывая рукой нос и рот. Больше он сделать ничего не успел - за шашкой последовала шумовая граната... Его оглушило. В ушах бешено стучала кровь. Он отступил, держась за стену и как раз в тот момент ворвались они. Ему нечего было терять, ведь об их приказе он не знал ровным счётом ничего. Он произвёл на автомате единственный выстрел. И этот выстрел стал смертельным для одного из товарищей Сахима. Того самого высокого и вечно что-то жующего парня. Сам Сахим не успел даже толком осознать, что произошло. Чуть было не забыв про приказ, он выстрелил в ответ, попав снайперу в ногу. Каддафа осел на паркет. В считанные секунды всё было кончено. Повстанцы немедленно разоружили противника. Под их конвоем Музаффар покинул здание, в котором облюбовал позицию. Далее его передали повстанческому руководству и больше они с Сахимом не виделись. И не увиделись бы, если бы не сегодняшняя встреча. - Вот так мы и познакомились, - закончил рассказ Сахим. - Он, правда, не знал моего имени, но зато нам о нём было известно всё - говорят, в рядах лоялистов имелся хороший шпион, который и передал множество ценных сведений нашим. - И звали этого шпиона Карим ибн Вагиз, - невесело изрёк Музаффар. - Чтооо?! - буквально полезли на лоб глаза у Юсуфа аль-Мирджаби. - Карим ибн Вагиз? - Ну да, - подтвердил допрашиваемый. - Он предал меня и предал Альфард аль-Фатех, нашу общую знакомую. Карим ибн Вагиз был тайно влюблён в Альфард и ужасно её ревновал ко мне. Вот ему и выпал шанс мне отомстить. Мы ведь воевали вместе с ним в Сирте и он стал сначала перебежчиком, а потом - шпионом, передающим всю информацию о снайперах противнику. Вот почему меня так легко взяли. - Легко! - горестно воскликнул Сахим. - Легко! Да ты же убил Мурада, а он мне был как брат! Как брат, понимаешь! Вы хоть представляете, какого труда мне стоило не застрелить этого снайпера в ответ и выполнить приказ! А ведь я до сих пор не могу понять, почему нам приказали брать его живьём! - Сейчас узнаешь! - пообещал Музаффар. - Мы слушаем, - кивнул господин аль-Мирджаби. - Единственным человеком, который допрашивал меня, был Карим, - медленно начал молодой бедуин - по его напряжённому лицу я понял, что он не особо хочет снова вспоминать пережитое. - Я даже не могу сказать толком, чего он от меня добивался. Он не задавал мне никаких конкретных вопросов по поводу, скажем, расположения остальных наших бойцов о позициях которых ему стопроцентно было неизвестно. Он просто наслаждался своим триумфом. Наслаждался тем, что ему удалось отомстить мне. А за что мстить? Я не причинил никакого вреда Альфард и любил я её как родную сестру. Как сестру! Но Карим был не в состоянии понять это. Он говорил мне. что отныне Альфард будет только его. Что если она не согласится, он заставит её и от этого мне становилось по-настоящему страшно. Хотя Альфард и воевала в Бени-Валиде, я почему-то чувствовал, что Карим может добраться до неё и там. И я обращался ко всем известным мне богам, дабы они защитили её, как не смог сделать этого я. Я просил их всех, Аллаха, веру в которого потерял, христианского Иисуса, Будду и даже языческих богов, но все они молчали. Я знал, что они не услышат моих молитв, но продолжал просить. В том, что боги остались глухи, я узнал только после войны, когда встретил Альфард. Они не услышали. Впрочем, ничего удивительного. А Карим, заметив, что я почти не реагирую на его выкрики, проклятия и угрозы, перешёл от слов к действиям... Музаффар внезапно замолчал, обведя присутствующих тяжёлым мрачным взглядом. - Продолжайте, - напряжённо велел Юсуф аль-Мирджаби. - Он воткнул мне палец прямо в рану. В ту самую, которую я получил в ногу благодаря меткости вот этого молодого человека, - ливиец указал на Сахима. - Кажется, это доставило ему ни с чем несравнимое удовольствие... А потом мне удалось сказать ему всю правду в глаза. Я не жалею. Но за это он сломал мне пальцы, - с этими словами Музаффар продемонстрировал неправильно сросшиеся пальцы. - Но это ничто по сравнению с тем, что он сделал с памятью об Альфард - он растоптал медальон с её фотографией, превратив его в груду металла. В кабинете воцарилась такая тишина, что было слышно, как жужжит муха у окна. Все, даже бывалый следователь, были потрясены рассказом свидетеля. - Вы покупали два медальона, - сказал наконец Юсуф аль-Мирджаби и достал из стола улику. - этот, с портретом Хамиса Каддафи внутри, тоже был куплен вами. По словам свидетеля - для какой-то девушки. Для Альфард, верно? - Нет, - Музаффар отрицательно покачал головой. - Хотя