Комиссар проводил его взглядом.
- Я затвор потерял, - сказал Ромка.
Гарька, скользя потными пальцами по рукояти нагана, выломился из кустов.
- Горшечников? - удивился комиссар. - Ты здесь откуда? Я вас к Темнолесскому посылал.
- Безносому продался! - Гарька кинулся на Снейпа.
Ромка бросил искать затвор и навалился на Севера тоже. Еле одолели: комиссар вертелся, как салом намазанный, тыкал кулаками в самые больнючие места. Стрелять, однако, не стал. Наконец заломили ему руки, захлестнули ремнем. Гарька размахнулся и со всей пролетарской злости ударил предателя.
- Дурак, - Север плюнул кровью. - Спросил бы сначала…
- Трибунал с тебя спросит. Двигай, гад.
Ворот комиссарской гимнастерки разорвался, обнажая костлявые ключицы. На горле - уродливый белый шрам от германского осколка.
«Сразу бы и сдох, контра», - подумал Гарька.
Георгина стояла над костерком с винтовкой наперевес. Увидала комиссара - глаза стали, как плошки. Тот неловко усмехнулся, отвёл взгляд.
- Вы сдурели?
- Он шпион! Предатель! - закричали Ромка с Гарькой наперебой. - С Злоклятовым сговорился!
Снейп - Георгине:
- Я не могу сказать, зачем. Так надо было.
- Кому? - закричал Ромка, замахиваясь. - Тебе? Безносому?
По лицу комиссара прошла судорога бешенства, но он сдержался и промолчал, лишь поглядел на Улизина так, что у того кулак сам собой разжался.
- Гарька, я ему верю, - пристала к Горшечникову Георгина. - Надо разобраться…
- Ужо разберутся, - пообещал Улизин. - И как он нас продал, и за сколько.
- Неправда!
- Ну, затрещала, - Ромка от злости перекусил цигарку. - Поставим комиссара к стенке, тогда поговорим с тобой по-свойски.
Георгина вытерла слёзы и саданула Ромку по уху. Кудрявая папаха покатилась по земле. Гарька вздохнул.
- Ш-шалава, - Улизин отряхнул шапку, нахлобучил на запылавшие уши.
- Пристрелю, - выплюнула Георгина, вскочила в седло, поставила коня бок о бок с комиссарским.
- До чего вредная женщина, - сказал Ромка потерянно. - Сама же с комиссаром того… этого, и я же ещё виноват.
Он посмотрел на друга в поисках сочувствия.
- Разбирайтесь сами, - уклонился Гарька.
* * *
В любовных делах он понимал слабо.
До села доехали молча.
Там решили не баламутить товарищей раньше времени, отвели комиссара в хату, закрыли в коморе. Георгина убежала за Лютиковым, напоследок обозвав Ромку с Гарькой обидно - «ишаками».
- Слово-то нашла, - Улизин свернул «козью ножку». - Эх, бабы! Тяжко с ними. А без них вообще хоть в петлю.
- Это она за Лушку злится, - сказал проницательный Горшечников.
Он зашел в сени, напился ледяной воды из ковшика. Прислушался. Комиссар сидел тихо, не колотился.
На улице заговорили, застучали сапогами. Первым появился помполит, за ним шёл Чернецкий, потирая щетину длиннопалой ладонью и зевая так сладко, что Гарьке немедленно захотелось спать.
- Что вы там ещё натворили? - спросил Лютиков.
Гарька рассказал всё, как было. Чернецкий длинно свистнул. Помполит прищурил глаза за стёклами пенсне:
- Смутьян ты, Горшечников.
- Снейп шпион! - рубанул Гарька.
- Утром Шмелёв будет здесь - доложим.
- Подходят? - обрадовался Гарька.
- Вас не дождались, отправили Долгодумова, - прохладно сказал Лютиков. - У Темнолесского он встретил передовой отряд, час назад доложил.
Горшечников с Улизиным переглянулись.
- Мы тоже большое дело сделали, - сказал Ромка, оправдываясь.
- Утром разберутся, большое или по-большому, - усмехнулся Чернецкий. - Пойдём, поговорим.
Они с Лютиковым зашли в комору, через минуту появились. Вид у обоих был смущённый.
- Что? - подался навстречу Гарька.
- Не хочет объясняться. Говорит - ждите Шмелёва.
Чернецкий потеребил чуб.
- Слушай, - сказал он помполиту. - А может, впрямь?..
Лютиков опустил глаза.
«Сомневается», - понял Гарька.
- Нам не верите, а ему верите, - пробурчал Ромка. - Стакнулись, мабуть.
- «Мабуть»! - передразнил Чернецкий. - Геть отсюда, рыжий! И чтоб ни слова никому до поры.
- Никуда не уйдём, - сказал Горшечников. - Караулить станем.
Лютиков с Чернецким махнули рукой, ушли.
Явилась Георгина, села на лавку напротив, жгла парней глазами. Ромка не выдержал, убежал курить на огород, да так и не возвратился. Гарька заслонился газеткой «Красный кавалерист» и георгинины взгляды выдерживал стойко. Так и уснули, каждый на своей лавке. Под окном храпел Ромка.
- Ай да сторожа! - разбудил их Лютиков. - Поднимайтесь, утро.
Гарька поднялся, хрустнул костьми. Над станицей стоял мерный гул - будто билась о берег тяжёлая морская волна.