- Нельзя, - Горшечников вздохнул. - Не следует нарушать принципы революционной законности. К тому же, сам подумай: мог он на коленке карточки нарисовать? Нет. Стало быть, есть сообщники.
Лохов застонал.
- Сбегай на улицу, приведи первый же патруль. Загнётся раньше времени, а его ещё допросить надо.
Ромка ушёл. Гарька стащил с Лохова обрывки куртки и перевязал ими раны бандитского поэта, чтоб не истёк кровью. Через четверть часа Улизин привёл нескольких чоновцев. Одного из них, по фамилии Фокусов, а по имени Финист, Гарька знал: как-то разговорился с ним в приёмной Шмелёва.
- Вот гад! - выразился Финистов, разглядывая карточки. - Ребятишки в детдомах от голода пухнут, а эдакие твари наживаются на ихнем страдании. Всё, валетик, спета твоя контрреволюционная песенка.
* * *
Фильченко сказали, что винтовка погибла при задержании Лохова.
- Беда ходит за бедой, а удача - за удачей! - радовался Ромка. - И винтовку Фильченко выдал, и портупею новую, и даже ругаться не стал! Думаешь, Златоверхова расстреляют?
- Обязательно, - утешил товарища Гарька. - Вот какие случаи бывают, Георгина - обличье у Лохова соколье, а сердце воронье. Враг не дремлет; нельзя и нам ни на миг терять классовой зоркости.
Георгина молча ворочала добытые Фильченко ящики, выискивая патроны к любезному своему «максиму».
- Женскому полу простительна некоторая политическая недальновидность, - проговорила Пассинария Поликарповна, поглядывая на букет лилий, уже привядший в крепком ромкином кулаке.
- К слову о зоркости, - Чернецкий ехидно улыбнулся, - я который раз уже примечаю, как вы, Роман Аркадьич, предпочитаете ночами проникать в свою спальню через окно. Или это не ваша спальня?
- Это, Серафим, тебе мерещится от общей неудовлетворённости организьму. Поведение моё самое платоническое! - Ромка ткнул букетом Чернецкому в физиономию. - Вот цветочков принёс, а чтобы непристойность какую задумать - не в моих это обычаях! Я к барышням со всем пролетарским уважением, даже если они из бывших. И они сами не против были, скажите, Пассионария Поликарповна?
Барышня Попорыкина, краснея, подтвердила.
- Ну чего ты? - прошептал Горшечников окончательно сникшей Георгине. - Пусть себе хороводится с этой курносой, если охота. Ты же сама говорила, что окромя товарищества между вами ничего теперь быть не может.
- Не в том дело, Гарька. Хотя, конечно, барышня эта так себе и Улизина недостойна. Просто… почему-то одним в жизни везёт, а другим - никак.
- Не родись красивой, а родись счастливой, - вспомнил Горшечников.
- Как ты думаешь, я красивая?
Гарька посмотрел на Георгину: волосы дыбом, на щеке - пятно копоти.
- Нет, - честно сказал он. - Делакур красивая, а ты так - ничего себе.
- Ты, Горшечников, дурак, - проговорила Георгина кисло. - И живёшь, как дурак, и женишься, как дурак, и таких же дураков нарожаешь.
- Это почему? - опешил Гарька.
- Потому, - Георгина бросила ящик едва не на ноги Горшечникову, и пошла прочь.
Гарька захлопал глазами:
- От чудная! Может, за Златоверхова обиделась? Так ведь он бандит. Товарищ комиссар!
- Горшечников, как ты умудряешься везде успевать? - спросил Ксаверий почти ласково. - То подслушает, то подглядит, то карточку за печкой найдёт…
- А у него, товарищ комиссар, есть бурка-невидимка, - захохотал Ромка.
- Лучше б у него была скатерть-самобранка, - сказал Храпов мечтательно.
- И пулемёт-самозаряжалка, - подхватила Олёна.
- Разыгрались, - проворчал Снейп. - Уши-самоттрывалки ему б не помешали.
- Вот самокрутка у меня уже есть, - сказал Гарька. - И напрасно вы, товарищи, шутите. Наши советские учёные непременно придумают бурку-невидимку, чтобы использовать её для борьбы с мировой буржуазией и помощи зарубежным революционерам.
- Хмуров, одолжи чемоданчик, - попросил Улизин тихонько.
- Зачем?
- Тонька просила литературу отнести до одного товарища.
- Берите, - разрешил Хмуров, не распознав вранья.
- Для чего нам чемодан? - спросил Гарька.
- Улики складывать.
- Сколько у него тех улик - воз?
- Бери-бери, пригодится.
* * *
С утра внезапно задул норд-ост; июльская жара вмиг спала, затрещали под напором ветра деревья. Все разбрелись по своим комнатам. Гарька с Ромкой тихонько выбрались на улицу, взяли извозчика.
- А если он дома?
- Среди дня?
- Что мы хозяевам скажем? А вдруг он женат?
- Что ты заладил - «вдруг» да «если»! - произнёс Гарька с досадой. - Определимся на месте.
Мокрый ветер бил в лицо, отломленные ветки несло по мостовой. Калитка предательски скрипнула, но во дворе дома, в котором снимал комнату Нагинин, не было ни души.