- Вот ещё, придумал… - пробормотал он, отворачиваясь.
Тьма поредела. Осторожно запели птицы.
Сначала озарились верхушки гор; солнце зажгло их, будто маяки, указывающие дорогу дню; белые паруса облаков летели на их сияние. Солнце, всё ещё невидимое, поднялось выше, и свет лавиной покатился по горным склонам, чтобы обрушиться в море. Гарька смотрел, всею кожей впитывая яростную красоту пробуждающегося мира.
Весь земной шар стал полем боя за новое, светлое человеческое будущее. Много ещё трудностей предстояло перенести, смерть подстерегала на каждом шагу, но там, внизу, ожидала страна, до краёв полная кипучей, молодой, очнувшейся от сна жизнью. Скоро война, горе и смерть потонут в безграничном свете, и впереди останется только счастье.
Свежий ветер пах юностью и надеждой. Гарька повернул голову. Ромка и Георгина тоже смотрела на сияющее им навстречу море, обещавшее им счастливую любовь, и радостный труд, и свободу от всякого угнетения - бесценные дары жизни.
Конец.
* * *
Это, наверно, драбл к произведению)) Честно, не знаю, как сие называется))) Написан был Снарк по просьбе одного из читателей))
Храбрый комиссар Снейп сражается в интернациональной бригаде в Испании.
Конвойный толкнул его к столу, где под яркой лампой над бумагами склонился офицер.
Снейп испытал облегчение, когда ему позволили опуститься на стул. Его волосы свисали грязными сосульками, нос был сломан, предыдущие восемь часов он провел на ногах в камере, где пол на вершок был залит холодной водой.
Офицер поднял голову и злобно взглянул на комиссара:
- De donde te has cogido? Carraco! [Откуда ты взялся? Черт побери! (исп.)]
Снейп только наклонил голову ниже. Он не имел права выдать, что он советский офицер.
- Habla! [Говори! (исп.)]
За окриком последовала тяжелая оплеуха.
Георгина, расталкивая локтями возмущенно гомонивших комсомольцев, пробралась к президиуму.
- Товарищи! - громко выкрикнула она, поднявшись на ступеньку. - Товарищи, пока вы осуждаете здесь Ксаверия Снейпа как врага народа, Север Снейп сражается в Испании. Вот письмо!
И она взмахнула листочком, где в самом верху можно было разобрать: «И носило меня, любезная моя Георгина Ивановна…»
Все вскочили, загомонили.
Георгина обернувшись к столу президиума воскликнула, обращаясь к Засувке:
- Эх вы, дядя Кондрат! А мы вам так верили!