— Да без понятия я, без понятия! — рыкнул на нее Порфирий. — Я и этому Кошмарову сто раз говорил: ничего не помню. Пьяный был в умат!
— А ты это… Попробуй весь тот день восстановить, — робко молвила Жанка.
Я хотела было наорать на нее, ведь просила же не лезть, да вовремя сообразила, что это тот самый редчайший случай, когда она выступила по делу.
— Да что там вспоминать! — Порфирий взволновался, из чего легко было сделать вывод, что пресловутые нары, которые он приплетал к месту и не к месту, сильно расшатали его тонкую и ранимую нервную систему. — Как всегда все было. То есть не совсем как всегда. Я готовился к этому вашему телешоу. Утром встал, шею помыл, носки чистые надел. Сходил в палатку, пива купил, потом стал слова повторять, какие вы мне написали. Все, дальше провал…
— Ну а нализаться ты когда успел? Не с пива же тебя развезло?
— Нет, не с пива. — Порфирий в задумчивости почесал живот.
— Тогда с чего?
— Я ж говорю, провал, — сокрушенно вздохнул Порфирий. — Или погоди, погоди… А с Колькой мы разве не в тот день бухали? Что-то все такое смутное… Надо еще на грудь принять, для освежения памяти. — Порфирий поднес ко рту бутылку и допил остатки водки прямо из горлышка. Показал класс. Затем отер губы тыльной стороной ладони и выдал: — Точно, это как раз в тот день и было. Когда я пошел в палатку за пивом, то по дороге встретил Кольку Хлопонина. Еще удивился, чего его в наши края занесло. А он сказал, что отвозил работу заказчику. Намалевал, дескать, творение специально для одного «нового русского». И пачку денег показал, толстенную. Давай, говорит, отметим это дело. Ну и отметили, а что было потом, уж извиняйте…
— Ты слышала, слышала? — Жанка чуть в уме не повредилась от гордости за собственную прозорливость.
— Да помолчи ты! — цыкнула я и забегала по захламленной Порфириевой берлоге, то и дело натыкаясь на разбросанные в творческом беспорядке кисти, тюбики с краской и грязные носки. Мысли роились у меня в голове, как мошкара вокруг фонаря.
Это что ж получается, люди добрые? Сначала Порфирий набрался в компании любителя обнаженной женской натуры по фамилии Хлопонин, а потом поперся на телевидение. Чего он там наплел, можно не повторять, вы и так уже наизусть знаете. Кто-нибудь скажет, что это совпадение, а я мозоль себе на языке натру, повторяя: нет, нет и еще раз нет! Ну не может быть столько совпадений сразу, не может! Правда, тут же, не сходя с места, я вам все по полочкам не разложу. В отличие от следователя Кошмарова, который без долгих раздумий препроводил бы Порфирия на нары и успокоился. Впрочем, такой вариант при любых раскладах не исключается. Вот сейчас дверь откроется, и «здрасьте, я ваша тетя».
Похоже, Порфирий осознавал свои печальные перспективы не хуже, чем я. Даром что подшофе был. Ибо посмотрел на меня грустным взглядом старой дворняги и спросил проникновенно:
— Нет, вы мне скажите, когда это кончится? Что я — рыжий какой-нибудь?
— Нет, ты не рыжий, — тут же заверила его отзывчивая Жанка.
Что верно, то верно, рыжим Порфирия не назовешь. Скорее уж пегим. И вообще не далек тот день, когда логичнее всего будет именовать его лысым. Прибавьте к этому красный мясистый нос, маленькие близко посаженные глазки и три глубокие морщины на низком лбу — две горизонтальные и одну вертикальную — и получите полный портрет нашего мариниста. Во всей его красе. После чего, так же как и я, сломаете себе голову, пытаясь понять, что же все-таки бедная Жанка в нем нашла. Конечно, знатоки утверждают, что мужчине достаточно быть лишь чуть-чуть красивее обезьяны, но боюсь, что с Порфирием дело обстоит с точностью до наоборот.
— Ну, что будем делать? — Озабоченная Жанка по моему примеру тоже стала бестолково метаться по комнате, шаркая громадными тапками Порфирия.
— Подумать надо, — пробормотала я, наматывая на шею шарф.
— Вместе подумаем. — Жанка бросила тоскливый взгляд на Порфирия, которого она вынуждена была покинуть.
— А заодно поработаем, — сделала я немаловажное добавление. — Не каждый же день у Краснопольского выездные совещания…
— К сожалению, — печально вздохнула Жанка и двинулась вслед за мной, поминутно оглядываясь.
— Но ты же не навсегда уходишь, — заметила я ее внутренний раздрай. — Кончим работу, вернешься и ляжешь перед порогом.
А Жанка вполне серьезно испугалась:
— Что, думаешь, до этого дойдет?
— Ну не знаю, — пожала я плечами, — но надеюсь, у тебя еще хватит времени, чтобы возвести баррикады.
Жанка горестно закусила нижнюю губу, а из комнаты, пошатываясь, вывалился Порфирий. Со своей «Морской регатой», за которую он слупил с меня пятьдесят целковых.