— А что тебе Ольга? — неожиданно попер на меня Вадик, которого я прежде всегда держала за добродушного милягу. — Чего вы все на нее взъелись? Такие смелые стали, теперь, когда она ответить не может!
Как я взбесилась, не передать словами. Остается только тихо радоваться, что я не за рулем была, поскольку в кои-то веки и по совершенно непостижимому стечению обстоятельств наш редакционный микроавтобус оказался на ходу.
— Так ты хочешь сказать, что я осмелела? Ты это хочешь сказать? Да я не знаю, кто такие «все», которые якобы взъелись, только я никогда не молчала. Я всегда говорила, что думаю! В том числе и Ольге твоей драгоценной!
— Ну да, после того как вы мужика не поделили, — ядовито усмехнулся Вадик. — Как же, помню. Вы ведь тогда еще, кажется, дружескими оплеухами обменялись?
— Ах ты, ах ты!.. Значит, это ты! — У меня было острое желание запустить ногти в обманчиво безобидную на первый невооруженный взгляд физиономию Вадика. Но, во-первых, они у меня еще не отросли после недавней потасовки с Жанкой, а во-вторых, стану я унижаться до драки с мужчиной! — Значит, это ты насплетничал на меня Кошмарову?!
И хотя до рукоприкладства дело не дошло, сидящий за рулем водила, имени которого я вам не назову при всем своем желании, ибо водители у нас меняются так же часто, как и помрежи, не на шутку обеспокоился:
— Эй! Вы там не очень! И это, заткнитесь-ка лучше, а то от дороги отвлекаете!
По его настоятельным просьбам мы угомонились, но остались в полной боевой готовности. Я только и ждала, когда мы наконец доедем, чтобы высказать Вадику все, что я о нем думаю. У Вадика, как выяснилось на месте, планы были совсем другие. Поскольку в своем стремлении уйти от прямого столкновения он продемонстрировал невиданную прыть. Я еще и дверцу открыть не успела, а он уже усвистал вместе с камерой. Правда, вскоре прислал к нам в кабинет отснятый материал, который успел перегнать на обычную кассету.
А теперь вообразите, с каким лицом я предстала перед порхающей от счастья Жанкой, которой, к слову сказать, неплохо было бы уже и спуститься с небес на землю.
— Чего это вы такие? — Жанка перестала мурлыкать, а еще точнее, безбожно перевирать мотивчик заезженного шлягера. — Сначала Вадик весь в мыле прискакал, кассету мне сунул, чтоб ты дома просмотрела. Когда только успел перегнать. Вон она на столе лежит. А теперь ты такая взъерошенная… Неужто поругались? Вот уж не поверю! Вадик — ангельская душа!
— Ага! — Я в запале швырнула на стол подсунутую мне на кладбище кассету, о которой я в процессе выяснения отношений с Вадиком успела позабыть. — Как раз эта ангельская душа и настучала про меня Кошмарову. Ну, про то, что мы с Пахомихой якобы из-за мужика сцепились!
— Да что ты! — огорчилась Жанка, умудрившись при этом остаться идиотски счастливой. — Чтобы Вадик?.. Никогда бы не подумала! Да зачем ему? И потом, про это же все знали. Не он бы сказал, так кто-нибудь другой…
— Ты, например, — услужливо подсказала я, — из самых лучших побуждений. Чтобы Айвазовского своего выгородить. Ну подумаешь, мелочи какие: лучшую подружку заложить.
— Нет, ну что ты завелась! — Жанка хотя и нахмурилась, убрать лучезарную улыбку так и не удосужилась. — Хватит уже лаяться, ведь все уже позади!
— Для мариниста твоего позади, а для меня только начинается. Ты что, не понимаешь, что мне устроят большую стирку на суде? Это я, а не Пакостник, буду сидеть на скамье подсудимых, и именно мои белые косточки будет перемывать следствие. Уже предвкушаю, какие вопросы на меня посыпятся: когда, с кем, сколько раз? А больше всех изгаляться будет Пакостников адвокат. Трясти моим бельем в прямом и переносном смысле. Этими красными трусами, которые мне велики на пять размеров!
Может, вы и не поверите, но последнее обстоятельство меня особенно удручало. Мне и зажмуриваться не надо, чтобы представить ужасную сцену: как красные трусы пятьдесят шестого размера, некогда подброшенные мне в коробке с розовой ленточкой, торжественно предстанут перед судом. Само собой, в качестве улики, но последнее уже не важно, ибо с этого дня и до веку в сознании широких масс они будут прочно и неразрывно связаны с моим именем! А что, неплохой ассоциативный ряд: красное бикини, черные чулки, ореховый гроб и Марина Соловьева!
— Тук-тук-тук… Можно войти?
Кого еще нелегкая принесла? Надо же, Мажор! С чего это он пожаловал? Тем паче что в последнее время его просто распирало от гордости. И вид у него какой-то… Как у народовольца-заговорщика с бомбой за пазухой.