— А что такого? — дернул плечом этот поганец и закурил с выражением деланной невозмутимости. — Что случилось-то?
Мне не оставалось ничего другого, кроме как поразиться его беспримерной наглости:
— Как что? А то, что по телевизору только про тебя и талдычат, что в прокуратуре по факту твоего таинственного исчезновения дело завели?!
— Подумаешь, беда! — Мажор закинул ногу на ногу, помогая себе руками, как инвалид. Валенки ему, вишь ты, мешали. И понизил голос: — А кто еще, кроме вас, знает, что я тут? Ну и Нонки, само собой…
— Глубоко уважаемая тобой Жанна Аркадьевна! — не удержалась я от победной улыбки.
— У-о-ой… — сморщился Мажор. — Это плохо. Хотя… — Он бросил на меня пытливый взгляд из-под бровей. — Вы, я думаю, сможете с ней договориться. Чтобы помалкивала…
— А с какой такой радости, позволь тебя спросить? — Я тоже закинула ногу на ногу. — Какой мне с этого навар?
— Ну-у. — Мажор потер покрасневший от холода кончик носа и как-то странно посмотрел на меня. — Я ведь много на что могу сгодиться… И потом, вы же знаете, я всегда относился к вам не так, как к другим, по-особенному…
Это он что, заигрывает со мной, что ли? Мол, и тебя отоварю, почему нет?
— Эй, ты что, заигрываешь, придурок? — Руки у меня прямо так и чесались надавать ему по сусалам. — Со мной? Заигрываешь? Вот к-козел!
— Ну не хотите, не надо, — преспокойно утерся Мажор, — я же вас не заставляю, в конце-то концов. Одного не пойму, зачем столько пафоса?
Я уже приготовилась выслушать очередную нотацию на тему моего морального облика, однако Мажор заговорил о другом:
— Ну подумаешь, прокололся, с кем не бывает. Вы как будто таких штучек не практикуете! Разве не подстава была, ну, тот идиот, который про красные бикини и черные чулки распространялся? Вы хотели привлечь внимание к своей персоне, вы его привлекли. Почему же другим нельзя? Мне, например?
Ну и вляпалась же я с дурацкой Жанкиной затеей! Попробуй объясни теперь этому олуху, что подстава хотя и была, но совсем иного рода.
— А я, может, наилучшими соображениями руководствовался, — тем временем разглагольствовал Мажор. — Хотел, чтобы рука Москвы наконец дотянулась до нашей области и вмешалась в то, что здесь творится. Кругом коррупция, правоохранительные органы бездействуют… Да взять хотя бы Ольгино убийство! Они ведь никогда его не расследуют, никогда!
— Почему же? У них уже есть подозреваемый.
— Да слышал, слышал, — Мажор поежился, — нашли козла отпущения, какого-то городского сумасшедшего. Теперь сделают из него маньяка. А он тут ни при чем.
— А ты откуда знаешь? — Не то чтобы я так уж близко к сердцу приняла Мажоровы рассуждения, но его точка зрения показалась мне достаточно неожиданной.
— Ха! Еще бы мне не знать! — Мажора буквально распирало от сознания собственной значимости. — Я же был у нее в тот вечер и знаю, что она кого-то ждала. Но не шибздика же этого, в самом деле!
ГЛАВА 30
Уже через минуту Мажор пожалел о том, что проговорился, но было поздно, я насела на него и довольно плотно:
— Ну-ка, Петя, выкладывай мне все. Причем подробно и по порядку.
— Да что рассказывать. Ну был я у нее… Но я же не знал тогда, что ее убьют, а то бы и на порог не сунулся…
— Ну само собой, — поддакнула я. — Кому же охота быть свидетелем, а то и того хуже — подозреваемым. Потому-то ты, Петенька, и не побежал, задрав штаны, в прокуратуру. Зачем тебе лишний геморрой? Пусть другие отдуваются. К примеру, Марина Владимировна и Жанна Аркадьевна, эти провинциальные тетки с местечковым кругозором.
— Заметьте, я этого не говорил! — Петька поднял вверх указательный палец правой руки с заметной ученической мозолью от ручки. Небось круглый отличник был, воспитанный мальчик — надежда школы, а что получилось в результате? Типичный постсоветский выскочка! Впрочем, не он первый, не он последний. — Лично к вам, Марина Владимировна, я всегда с уважением относился, вы крепкий профессионал и многому меня научили.
Я чуть не прослезилась:
— Ну, спасибо на добром слове. Можешь же, когда захочешь, и язык вроде бы не отсох. Да ты проверь, проверь на всякий случай. Только сейчас не обо мне речь, а о твоем последнем посещении Пахомихи.
— Ой, опять вы об этом, — сразу загрустил Мажор, — и кто меня за язык тянул! Я ж уже сказал. Заехал я к ней в тот день часов около десяти вечера. Она была жива-здорова и даже в приподнятом настроении. Боюсь, вам будет это неприятно, но веселилась она из-за вашего ток-шоу. Ну, того самого… Вам сейчас опять будет неприятно, но она еще все время повторяла: никогда не забуду, какое у нее, то есть у вас, было глупое выражение лица.