Пронин вылил в стакан остатки пива из бутылки, которую успел откупорить до моего прихода, — хватило на два пальца — и поморщился:
— Вот жадина!
Ага, а вот вам еще один штришок к моему портрету.
— Пронин, тебе пора, — напомнила я.
— Гонишь, значит, — обреченно вздохнул этот комедиант, — а на улице, между прочим, мороз.
Мне надоело собачиться с ним:
— Ладно, я иду в ванную. Бери, что хочешь, но чтобы к моему возвращению тобой здесь и не пахло.
— Яволь, — бодро отрапортовал Пронин. Однако, когда я, распаренная, вывалилась из ванной, он все еще торчал на кухне, хлестал пиво прямо из бутылки и щелкал телевизионным пультом, перескакивая с программы на программу. Ну не козел?!
— Ты еще здесь?! — разъярилась я.
А Пронин вдруг открыл рот и уставился в ящик:
— О! Пахомиха! Чего это она в черной рамке? Ну-ка, ну-ка, послушаем. — Он сделал звук погромче.
— …Ольга Пахомова, — полилось с экрана, — проработала в нашей телекомпании четыре года. Все это время она вела программу «Буква закона», а этой ночью сама стала жертвой преступления…
— Чего-чего? — Пронин обернул ко мне обалделую физиономию. — Она что, правда того?
— Ну сегодня же не первое апреля! — Я полезла в стенной шкаф за коньяком.
— Ничего себе дела творятся! — присвистнул Пронин.
Я поставила на стол одну рюмку, потом — после короткого раздумья — вторую:
— Давай помянем, что ли…
Мы молча выпили. Пронина известие о смерти моей давней конкурентки неожиданно пробрало:
— Надо же… Черт-те что! Такая молодая баба! Симпатичная…
Я закурила и выключила звук. На экране осталась только фотография, с которой убиенная Пахомиха хитро и неискренне улыбалась, потому что по-другому просто не умела. И в жирно подведенных глазах ее застыла издевка. Я даже вздрогнула, потому что на ум мне пришла умопомрачительная мысль: а вдруг она сама все это подстроила? Ведь интриги — ее специализация. И на вопрос зачем, ответ сам собой напрашивается: специально, чтобы насолить мне. Но я эту мысль тут же поганой метлой и вымела. Это ж какую изощренную фантазию надо иметь, чтобы умереть назло кому-то!
— Ну пусть земля ей будет пухом! — Пронин по-свойски облапал короткопалой пятерней бутылку коньяка.
— Все, хватит. Свободен! — Я спровадила рюмки в мойку.
— Ну вот, как всегда, — разочарованно протянул Пронин и как-то странно заморгал. — Слушай, Маринка, а это случайно не вы?..
— Чего мы?
— Ну не вы с Жанкой ее укокошили?
— Чего ты плетешь, скотина? — Я схватила кухонное полотенце и хлестнула им по наглой пронинской физиономии.
— А чего. — Эта рожа даже не покраснела. — Вы же на нее всегда зуб имели. Все она вам дорогу перебегала… Профурой всегда называли. Разве нет? И потом ты мне сама рассказывала, как вы с ней мужика не поделили…
— Слушай, пошел отсюда! — заорала я. — Иначе я тебя точно укокошу!
— Вот потому-то я с тобой и не ужился! — Он наконец отклеил свою задницу от табурета. — Чувство юмора у тебя на нуле!
— Вали! Вали! — Я пинками проводила его в прихожую и даже не позволила шнурки на ботинках завязать.
— Да я же самое главное забыл! Зачем пришел! — завопил он в самый последний момент, уже с лестничной площадки, и попытался просунуть ногу в щель между дверью и косяком. — Пальто! Ты хоть пальто отдай! Как я пойду, там же холодно!
— Лови! — Я выбросила его пыльный лапсердак на лестницу, а перед этим тщательно обшарила карманы и конфисковала в свою пользу ключи от собственной квартиры.
ГЛАВА 4
А утром в фойе Дома радио меня встречали все та же прожженная улыбочка и все тот же издевательский прищур, снабженные пространным некрологом. Пахомиха надменно смотрела на меня со стены, а рядом, у приспособленной под цветочки урны для голосования, горестно вздыхала грудастая Нонна:
— Какая трагедия!.. Какая трагедия!..
Я тоже для приличия постояла минуту в молчании, а заодно, воспользовавшись случаем, сосчитала, сколько же лет было убиенной. Оказалось, тридцать четыре. Надо же, а выглядела на все сорок.
— Похороны завтра, — известила меня между вздохами Нонна, — на Северном кладбище.
— Хорошее кладбище, — отметила я мимоходом. — В черте города.
— Это все Краснопольский, — сообщила Нонна, — все он… И кладбище, и транспорт, и поминки…
Надо же, смотри, как расстарался. А из-за меня небось и пальцем не пошевелил бы!