Мы оба засмѣялись. Перчатки, очевидно, еще предшествовали Англіи.
— Но по вечерамъ сталъ ходить въ предмѣстья, знакомиться съ рабочими; занимался въ кружкахъ. Въ 1896 г. арестовали, продержали въ тюрьмѣ девять мѣсяцевъ, выпустили подъ залогъ въ 600 р. и послали въ Симбирскъ. Скоро узналъ, что мнѣ предстоитъ ссылка въ Архангельскъ, лѣтъ на шесть или на восемь. Предпочелъ уѣхать за границу.
— Попалъ въ Бельгію, голодалъ въ Льежѣ и Брюсселѣ, потомъ перебрался въ Парижъ. Научился языку и водился больше съ французами. Одно время жили втроемъ: скульпторъ, философъ и я. Скульпторъ былъ бретонецъ, философъ — бургундецъ, онъ только что окончилъ факультетъ и тратилъ послѣдніе гроши на покупку книгъ. Онъ былъ анархиста и безбожникъ. Но, между прочимъ, заставилъ меня прочесть латинскую библію, желая познакомить русскаго варвара съ красотами Вульгаты. Для того, чтобы добиться этой цѣли, онъ объявилъ мнѣ «неговореніе» и соглашался разговаривать со мной только послѣ того, какъ я прочту три страницы текста.
— Жить было нечѣмъ; мы наняли старый сарай, взяли ученика и открыли мастерскую для производства поддѣльныхъ антиковъ. Философъ и я поочереди ходили въ библіотеку святой Женевьевы и выискивали старинные эстампы мѣдныхъ и серебряныхъ статуэтокъ. Эстампы эти мы срисовывали и приносили скульптору. Общими усиліями сооружали гипсовую модель, причемъ мы съ философомъ дѣйствовали за чернорабочихъ. Потомъ посылали мальчика съ моделью по магазинамъ. Если модель нравилась, мы получали мѣдь или серебро для отливки и сотню франковъ. По преимуществу мы поставляли свои издѣлія въ католическіе магазины, которые снабжаютъ религіозными антиками провинціальныхъ вѣрующихъ.
— Къ осени заказы изсякли, въ сараѣ работать было слишкомъ холодно. Мы остались на мели. Я собирался уѣхать въ Америку, даже взялъ билетъ, но получилъ приглашеніе въ Бельгію, въ Шарлеруа, на заводъ электрическаго монтажа. Продалъ билетъ за полцѣны, уѣхалъ въ Шарлеруа и проработалъ на заводѣ три года. Первоначально я, разумѣется, не имѣлъ объ электричествѣ никакого понятія, кромѣ гимназическаго курса, но потомъ обошелся, работалъ техникомъ и простымъ монтеромъ, иногда занимался для завода компиляціями научныхъ статей на иностранныхъ языкахъ. Статьи были ученыя съ дифференціалами, о которыхъ мои патроны имѣли мало понятія, а я еще меньше, и до сихъ поръ не имѣю. Все-таки я переводилъ и о дифференціалахъ, стараясь слѣдовать общему направленію мысли автора.
— Бельгія — страна тѣсная. Черезъ три года стало тоскливо, рѣшилъ перебраться въ Англію, выписалъ двѣ газеты, англійскую и американскую, для того, чтобы лучше подучиться языку; потомъ переѣхалъ въ Лондонъ. Сначала бѣдствовалъ, потомъ сталъ присматриваться къ жизни, завелъ нѣсколько знакомствъ и черезъ одно бюро получилъ уроки — обучать русскому языку офицеровъ индійской арміи.
Изъ дальнѣйшаго разговора выяснилось, что депутатъ Аладьинъ большой поклонникъ англійской гимнастики и гигіены и даже въ свободныя минуты переводитъ на русскій языкъ какое-то практическое руководство о «гармоніи движеній» въ боксѣ.
Я перевелъ разговоръ на другую почву.
— Разскажите, какъ вы попали въ Россію?
— Это было послѣ 9-го января, — объяснилъ Аладьинъ. — Лондонскія уличныя газеты стали нападать на Россію и поносить ее. Во мнѣ проснулось патріотическое чувство. Захотѣлось уѣхать домой и принять участіе въ событіяхъ, бороться по мѣрѣ силъ противъ того, за что насъ ругаютъ. Нужно было достать нелегальный паспортъ. Въ ожиданіи я занимался съ русскими рабочими. Ихъ въ восточномъ Лондонѣ много тысячъ. Я читалъ имъ лекціи на политическія и соціальныя темы.
— Между тѣмъ русскія событія развивались. Произошла октябрьская забастовка, и явился извѣстный манифестъ. Я покинулъ Лондонъ и черезъ Финляндію пріѣхалъ въ Петербургъ. Это было уже 3-го декабря. Я нырнулъ съ головой въ забастовку, говорилъ рѣчи на заводахъ, занимался агитаціей.
— Когда реакція обострилась, мнѣ пришлось скрываться. Потомъ я покинулъ Петербургъ и уѣхалъ въ Симбирскъ къ роднымъ.