Толпа шла впередъ. Шаги гулко раздавались на твердой мостовой двора.
— Горе побѣжденнымъ, — сказалъ вдругъ Миша, — горе тѣмъ, кто лежитъ на землѣ.
— Такъ мы опять встали, — живо возразилъ бѣлокурый, — мы идемъ.
Шаги толпы гулко раздавались на каменной мостовой. Миша опять поглядѣлъ сверху на толпу. Она была такая же густая, людная, безсчетная, какъ въ то морозное утро. Убыль затянулась, какъ исчезаетъ яма, вырытая въ мокромъ пескѣ на берегу моря.
И вдругъ Миша ощутилъ жуткое стихійное чувство непобѣждаемой силы этой многотысячной рабочей массы. Она была безсмертна, неуничтожаема, всесильна. Она несла въ себѣ связь трехъ поколѣній, старости прошедшаго, зрѣлости настоящаго и юности будущаго.
Она несла въ себѣ стремленіе и силу прогресса. И никакіе степные наѣздники, будь они свирѣпѣе кентавровъ и опричниковъ съ собачьими головами, не могли разстроить и разсѣять ея ряды.
Руки этой толпы приготовляли орудія жизни и смерти, плуги и пушки, паровозы и шрапнель, и ружья и свинцовые патроны. И неодухотворенная сила ея собственныхъ издѣлій не могла бы одержать побѣду надъ живою силой ея коллективной многотысячной души.
Былъ солнечный воскресный день.
Миша и Елена шли подъ руку по широкой и прямой аллеѣ большого подгороднаго кладбища… Была середина петербургской весны, когда днемъ цвѣтетъ сирень, а съ закатомъ солнца начинаются странныя, раздражающія, полупрозрачныя бѣлыя ночи.
Елена была въ легкомъ платьѣ съ широкими свѣтлыми полосами и въ соломенной шляпкѣ, обвитой зеленью, съ вѣткой пунцовыхъ цвѣтовъ. Эта была уже не первая встрѣча молодыхъ людей послѣ публичной лекціи въ Кузнецкой школѣ, но сегодня въ первый разъ Миша увидѣлъ молодую дѣвушку въ весеннемъ нарядѣ. Ему казалось, какъ будто ее нарочно вымыли и разцвѣтили для этого полудня. Въ своемъ полосатомъ платьѣ она походила на молодую березку, распустившуюся на весеннемъ солнцѣ, и зеленые листочки на ея шляпѣ казались молодыми ростками, вызванными къ жизни свѣжимъ дыханіемъ весны.
Миша былъ въ мягкой шляпѣ и праздничной суконной парѣ, очень приличной и сравнительно дорогой. Изъ верхняго кармана выглядывали даже перчатки, небрежно скомканныя вмѣстѣ. Года четыре тому назадъ, когда Миша только начиналъ хорошо зарабатывать, онъ тратилъ всѣ свои излишки на покупку платья. Въ этомъ онъ повиновался общему стремленію рабочаго класса, согласно извѣстной поговоркѣ: «по платью встрѣчаютъ».
Русская дѣйствительность на каждомъ шагу подтверждала справедливость этой поговорки и свидѣтельствовала о томъ, что отъ приличнаго платья зависитъ обращеніе на «вы» и, «въ случаѣ чего», нѣкоторая первоначальная безопасность отъ тѣлесной расправы.
Въ послѣдніе два года Миша пересталъ обращать вниманіе на свою внѣшность, но для его короткихъ досуговъ и праздничныхъ выходовъ хватало прежняго запаса.
Онъ былъ, кромѣ того, очень методиченъ въ своихъ привычкахъ и не было ничего удивительнаго, что даже перчатки, купленныя три года тому назадъ, сохранились почти какъ новыя. Въ общемъ онъ былъ одѣтъ гораздо опрятнѣе, напримѣръ, средней интеллигентной молодежи и только какое-то особое выраженіе лица, утомленное и серьезное, и вмѣстѣ простодушное, свидѣтельствовало о томъ, что онъ принадлежитъ къ другому классу.
Быть можетъ, это было утомленіе физическаго труда, начатаго слишкомъ рано, спертый воздухъ мастерскихъ съ запахомъ масла и машиннаго сала, усталость вечернихъ досуговъ, посвященныхъ торопливому чтенію, полуночныхъ часовъ, украденныхъ у сна для упорныхъ и безсистемныхъ занятій.
Всю свою юную жизнь Мишѣ приходилось торопиться, учиться и думать на ходу, отдавать изъ своей недѣли 60 часовъ на механическій трудъ. Не мудрено, что на его лицѣ запечатлѣлась суровая усталость.
Александровское кладбище служитъ мѣстомъ гулянья для всего Кузнецкаго тракта. Ибо на всемъ тракту нѣтъ никакого другого парка или сада, ничего кромѣ тощихъ загородокъ общества трезвости и пивныхъ скверовъ, подъ вывѣской «Парижъ» или «Вѣна», которые называются садами развѣ по недоразумѣнію.
Лѣтомъ рабочая молодежь Кузнецкаго околотка переплываетъ въ лодкахъ на другой берегъ рѣки, гдѣ версты двѣ пониже расположенъ монастырь съ большимъ садомъ, или направляется пѣшкомъ за четыре версты къ Александровскому кладбищу, чтобы погулять въ его печальныхъ, но тѣнистыхъ аллеяхъ, среди настоящей зелени.
Въ этотъ день на кладбищѣ было много народу, но люди разсѣялись по всѣмъ концамъ. Кладбище было такъ велико, что общая масса гуляющихъ казалась почти незамѣтной и какъ будто таяла въ его зелено-сумрачныхъ переходахъ. Молодежь соединялась парами и разсаживалась по скамейкамъ или тихо переходила изъ аллеи въ аллею.