— Пусть начальство построитъ пріюты на четырехъ концахъ Москвы.
Онъ посмотрѣлъ въ сторону Сеньки и мысль его перешла къ новому пункту.
— Отчего этакіе оборванные парнишки безъ ученья по улицамъ бѣгаютъ? Пусть начальство построитъ школы для всѣхъ бѣдныхъ дѣтей города Москвы.
Изъ этой неясной и пьяненькой рѣчи Сенька внезапно понялъ, что побѣда одержана не для однихъ забастовщиковъ и что новая свобода дана всему народу вообще, всѣмъ бѣднымъ и простымъ людямъ, въ томъ числѣ и ему, Сенькѣ. Теперь манифестъ казался ему сигналомъ къ общей раздачѣ благъ и льготъ людямъ всякаго званія и всякаго племени.
— Вонъ и евреи радуются — повторилъ онъ въ умѣ слова недавняго субъекта, но вложилъ въ нихъ совсѣмъ другой смыслъ.
— Пусть радуются всѣ языки, и я вмѣстѣ.
Подъ вліяніемъ конкретныхъ примѣровъ пьянаго оратора онъ даже сталъ прикидывать, что ему хотѣлось бы получить на свой личный пай, и пересчитывалъ пунктъ за пунктомъ.
— Крѣпкое чистое платье, каждый день много ѣды, и чтобы жить въ теплой комнатѣ, такой, какъ у Маши, а не шататься по мокрой улицѣ вмѣстѣ съ бродягами. Еще книжку съ картинками, чтобъ учиться грамотѣ. Еще, чтобъ Маша не могла называть его хулиганомъ.
Въ сердцѣ его какъ будто что то вспыхнула и растаяло, но оставило по себѣ слѣдъ.
Въ эту минуту этотъ безграмотный и нищій мальчикъ получилъ посвященіе въ оруженосцы ордена святого духа и великаго освобожденія людей.
А пьяненькій ораторъ выкликалъ: — Свобода, яко свѣтъ, свобода яко воздухъ. Безъ свободы человѣкъ хуже скота!.. Друзья мои, кричите: «да здравствуетъ свобода!»
B первый громъ свободы прокатился, какъ буря, и Сенькинъ голосъ звучалъ вмѣстѣ съ другими.
А на другомъ краю человѣческаго моря ораторомъ явился высокій, худощавый полицейскій чинъ, въ форменной шинели и даже опоясанный саблей. Это былъ полицеймейстеръ Рудневъ, единственный, имя котораго не вызывало среди публики никакого недоброжелательнаго чувства. Онъ тоже стоялъ на ящикѣ и все нагибался впередъ, желая соскочить и раствориться въ толпѣ.
Но его поддерживали и удерживали съ разныхъ сторонъ. И несмотря на эту странную полуборьбу, на лицѣ его было застѣнчивое, даже растроганное выраженіе.
Онъ несвязно бормоталъ о томъ, что онъ тоже радъ народной радостью, и что сердце его открыто, и что онъ никогда никому не сдѣлалъ ничего худого. И, быть можетъ, эти отрывочныя слова были лучшей рѣчью, какую только онъ могъ произнести съ этой публичной трибуны.
Неожиданно, въ десяти шагахъ, поднялся флагъ, маленькій, красный, безъ надписи, одинъ изъ тѣхъ флаговъ, за которые въ минувшіе дни полиція подвергала избіенію столькихъ знаменоносцевъ, — первый красный флагъ этого фантастическаго дня. Еще флагъ, два, три, десять… Они являлись неизвѣстно откуда, какъ будто освобожденная мостовая рождала ихъ изъ своихъ нѣдръ, какъ будто призрачные флаги процессій, нѣкогда разгромленныхъ здѣсь властями, воплощались снова и взвивались въ вышину.
Толпа росла. На площади не было болѣе мѣста. И приливавшія людскія волны оставались въ близлежащихъ переулкахъ.
Свобода совѣсти, свобода слова, свобода собраній, свобода союзовъ. Неприкосновенность личности…
А гдѣ амнистія?..
Новое слово прокатилось въ толпѣ, какъ электрическій токъ. Политическіе преступники, мученики, страдальцы, герои, тѣ, которые въ эпоху общаго рабства одни вели борьбу съ всесильнымъ произволомъ, гдѣ они? Улица, освобожденная ими, празднуетъ и ликуетъ, а они томятся въ тюрьмахъ. Быть можетъ, они даже не знаютъ, что день свободы, наконецъ, насталъ.
Отчего нѣтъ амнистіи?.. Въ свѣтлую радость народа влилась первая строптивая струя.
Идемъ ко дворцу, требовать амнистіи!..
Толпа дрогнула и двинулась впередъ. Весь городъ уже жилъ новой интенсивной жизнью, въ униссонъ съ настроеніемъ толпы. Въ окнахъ домовъ, на балконахъ, даже на крышахъ, въ дверяхъ ресторановъ, у входа въ лавки, вездѣ были группы радостныхъ, возбужденныхъ, сочувственно восклицавшихъ людей.
— Свобода! — кричали изъ толпы.
— Свобода! — отвѣчали съ балконовъ.
Это было новое привѣтствіе, внезапно рожденное на улицѣ, масонскій пароль, объединившій всѣхъ этихъ людей союзомъ новаго братства.
И въ видѣ привѣтствія краснымъ знаменамъ, рѣявшимъ надъ толпой, люди изъ оконъ и съ балконовъ тоже махали краснымъ, красными платками, красными лентами, маленькими красными флажками.
Изъ толпы въ отвѣтъ махали шапками и руками.
— Идите съ нами, граждане, идемте праздновать свободу.
Граждане, еще одно новое слово вышло на улицу и завладѣло толпой. Житель Москвы внезапно въ одну ночь сдѣлался изъ обывателя гражданиномъ и чувствовалъ себя какъ бы получившимъ новый чинъ.