Дѣйствительно, можно было удивляться тому, какъ быстро красный флагъ завладѣлъ улицей и какъ мало сопротивленія могъ оказать флагъ трехцвѣтный. Но дѣло въ томъ, что даже въ обычномъ представленіи улицы трехцвѣтный флагъ былъ казенный, выставляемый дворниками по наряду и по приказанію полиціи. А ничто казенное и полицейское не могло имѣть популярности въ этотъ день. Казенное государство пожинало сегодня плоды своей вѣчной политики по принципу: ни одобреній, ни порицаній. Оно смотрѣло косо на всякую активность, даже на дружественную, и плодомъ этого вся активность ушла въ другой лагерь.
— Амнистія! — кричала толпа. Въ переднемъ ряду явилось, неизвѣстно откуда, огромное бѣлое полотнище, которое держали два человѣка и на которомъ двухаршинными черными буквами стояло это самое слово: амнистія. И красные флаги со всѣхъ сторонъ склонились къ этой надписи, какъ группа красныхъ восклицательныхъ знаковъ.
Генералъ-губернаторъ снова заговорилъ. На площади появилось второе бѣлое полотнище, еще шире перваго. И вдругъ въ толпѣ стали говорить, что генералъ-губернаторъ обѣщалъ выпустить всѣхъ арестованныхъ мѣстной властью, а о другихъ ходатайствовать по телеграфу передъ Петербургомъ.
— Идемъ дальше!..
Вслѣдъ за звуками похороннаго марша зазвенѣли и поплыли подмывающіе звуки рабочаго гимна. Толпа старалась идти въ ногу, разъ, два, разъ, два, какъ новая народная рать.
— Чего не поешь, Сеня? — спросила дѣвочка.
— А я словъ не знаю!
— А я знаю, побей меня Богъ, всѣ первыя слова: Раздайся кличъ мести народной, впередъ, впередъ!
— Впередъ! — подхватилъ Соня.
Они шли въ толпѣ, держась попрежнему за руки.
— А ты станешь учиться, Сеня? — спросила дѣвочка неожиданно.
— Конечно, стану, — сказалъ Сенька съ убѣжденіемъ, — а ты думаешь что?
— Ты чѣмъ хочешь быть, Сеня? — продолжала дѣвочка.
— Фершаломъ, — сказалъ мальчикъ безъ запинки, — людей лечить…
— А ты?
— Ну, и я! Пускай и я буду фершалицей.
Они говорили о выборѣ своей будущей карьеры такъ опредѣленно, какъ будто грядущій золотой вѣкъ уже осуществился и открылъ передъ ними широкій путь къ образованію и лучшей жизни.
Пафъ, пафъ, пафъ! Сухіе звуки ружейныхъ выстрѣловъ прилетѣли изъ-за угла, какъ щелканье чьихъ то огромныхъ пальцевъ.
— Стрѣляютъ!..
Толпа въ внезапномъ ужасѣ ринулась назадъ.
— Солдаты бѣгутъ!..
Въ переулкѣ направо толпа солдатъ съ ружьями, спрятанная въ одномъ изъ ближайшихъ дворовъ, дѣйствительно выскочила изъ воротъ и стала торопливо перебѣгать черезъ дорогу на другую сторону. Началась паника: большая часть манифестантовъ, сломя голову, убѣгала по всѣмъ боковымъ переулкамъ.
— Не бѣгите, не бѣгите! — кричали самые смѣлые, но никто ихъ не слушалъ.
Даже знаменоносцы слѣдовали за толпой, перекинувъ черезъ плечо свои флаги и волоча по землѣ длинную полосу кумача.
— Бѣжимъ! — сказалъ Сенька, хватая Машу за руку. — Скорѣе, а то затопчутъ.
По примѣру прежнихъ дней онъ ожидалъ кавалерійской аттаки.
Но дѣти обыкновенно безстрашнѣе взрослыхъ. Пробѣжавъ саженей сто и не видя никого, юная чета остановилась въ выжидательномъ положеніи. Конницы не было видно и даже пѣхота пробѣжала мимо и снова исчезла.
Зато изъ тридцати-тысячной толпы тоже осталось едва нѣсколько сотъ человѣкъ.
Дѣти стояли и ждали. Стрѣльба не повторялась. Но черезъ нѣсколько минутъ выѣхала коляска, запряженная рысакомъ. Въ коляскѣ сидѣлъ молодой человѣкъ съ лицомъ блѣднымъ, какъ полотно, и съ головой, обвязанной на-крестъ окровавленными повязками. Два другіе молодые человѣка стояли на подпояскахъ, держась за козлы.
— Смотрите, граждане, — кричали они, — вотъ новый подарокъ правительства народу по случаю свободы.
Группы народа стали собираться у коляски.
— Да что же случилось? — спрашивали одни.
— Арестантская карета въ Охранку ѣхала, — объясняли другіе. — Захотѣли освободить арестованныхъ, началась стрѣльба, одну дѣвушку на смерть убили.
Негодованіе толпы однако не зажигалось. Сегодня былъ день перемирія и торжества; боевое настроеніе и гнѣвъ были отложены хотя бы на этотъ одинъ день.
Толпа, убѣжавшая съ площади, однако не разсѣялась. Видя, что никто ее не преслѣдуетъ, она остановилась, потомъ снова двинулась по улицамъ съ пѣніемъ и знаменами. И черезъ полчаса ея ликованіе снова било ключемъ и группы зрителей съ балконовъ и изъ оконъ домовъ заражались ея настроеніемъ и выкликали тѣ же привѣтствія и лозунги.