П р е д с е д а т е л ь (прерывает Димитрова). Вы ведь не намекаете на политический климат в Германии?
Д и м и т р о в (с иронической улыбкой). Конечно, нет, господин председатель… Задолго до того, когда германский император Карл Пятый говорил, что по-немецки он беседует только со своими лошадьми, а германские дворяне и образованные люди писали только по-латыни и стеснялись немецкой речи, в «варварской» Болгарии Кирилл и Мефодий создали алфавит родного языка, подарив славянам свою письменность.
Ч т е ц в к о р и ч н е в о м. Газета «Телеграфенунион» от десятого мая тысяча девятьсот тридцать третьего года. «В Дрездене перед студентами выступил поэт Вильгельм Веспер. После собрания состоялось факельное шествие. У колонны Бисмарка после речи одного из старейшин дрезденского студенчества была предана огню вся грязная и мерзкая литература».
Из затемненного зала заседаний доносится шум.
П р е д с е д а т е л ь. Димитров, еще раз предупреждаю вас самым серьезным образом…
Его слова поглощает шум.
Ч т е ц в к р а с н о м. Десятого мая в Берлине, на площади перед университетом, в небо взметнулись огненные языки огромного костра. Вокруг площади стояли коричневые и черные шеренги штурмовиков и эсэсовцев. Подъезжали машины, доверху груженные книгами. Гремели оркестры, раздавались воинственно-ликующие возгласы. На автомобиле прибыл сам министр пропаганды Геббельс. Эта единственная в своем роде драма сожжения книг разыгралась в тысяча девятьсот тридцать третьем году. Она сопровождалась пением «Хорста Весселя» и национального гимна Германии. В пламени костра горели произведения Карла Маркса, Фридриха Энгельса, Ленина и Сталина, Розы Люксембург, Карла Либкнехта и Августа Бебеля. В огонь летели сочинения писателей-пацифистов, книги буржуазных поэтов и социальных реформаторов, чьи имена еще совсем недавно считались в Германии величайшей гордостью. Огонь пожирал книги Томаса Манна, Генриха Манна, Леонгарда Франка, Зигмунда Фрейда, Стефана Цвейга, Арнольда Цвейга, Бертольта Брехта, Анри Барбюса, Ильи Эренбурга, Лиона Фейхтвангера, Иоганнеса Бехера, Ярослава Гашека, Эгона Эрвина Киша, Роберта Неймана, Эриха Марии Ремарка, Людвига Ренна, Эмиля Людвига, Теодора Вольфа, Якоба Вассермана, Генриха Гейне. Это сожжение прогрессивных творений духа совершалось возле памятников Александру и Вильгельму Гумбольдтам, установленных перед университетом. Вильгельм фон Гумбольдт, основатель этого университета, хотел поднять юнкерскую Пруссию до уровня западного буржуазного мира. А теперь у подножия его памятника немецкие студенты, одетые в форму штурмовиков, уничтожали лучшие образцы прогрессивной литературы… «Дойчланд, Дойчланд юбер аллес».
Из затемненного зала слышны реплики.
Д и м и т р о в. Поэтому я протестую против нападок на болгарский народ. У меня нет основания стыдиться того, что я болгарин. Я горжусь тем, что я сын болгарского рабочего класса.
П р е д с е д а т е л ь. Димитров…
Шум в зале заглушает его дальнейшие слова.
Ч т е ц в к о р и ч н е в о м. Когда халиф Омар решил сжечь знаменитую Александрийскую библиотеку, сентиментальные люди просили его не делать этого. «Почему же? — спросил халиф. — Если в этих книгах написано все, что есть в Коране, значит, они лишние. А если написано что-то другое, то они вредные». Вот почему была сожжена Александрийская библиотека.
Свет в зале. С этого момента до конца пролога слышны отдельные реплики некоторых главных действующих лиц. Иногда напряжение в зале достигает высшей точки и заглушает их.
Г е р и н г. Я вам скажу, что известно германскому народу. Германскому народу известно, что здесь вы бессовестно себя ведете, что вы явились сюда, чтобы поджечь рейхстаг…
П р е д с е д а т е л ь. Димитров, я строжайшим образом запрещаю вам вести такую пропаганду…
Д и м и т р о в. Я очень доволен ответом господина премьер-министра.
Д и л ь с. Димитров, за рубежом ведется клеветническая кампания против национал-социалистской Германии. Мы не хотим, чтобы там создалось впечатление, будто бы мы идем на уступки этому враждебному движению.
Д и м и т р о в. Одежда голой правды слишком дорога, господин министерский советник.
Г е л е р (Димитрову). Вам не удастся меня оскорбить. У меня нервы крепче, чем у господина премьер-министра.
Д и м и т р о в. Фрейлейн Рихтгофен, вам нравятся ответы господина министерского советника?