А н о м а л и я. Товарищ Топузов, а вы так здесь и оставались?
Т о п у з о в. А что?
В е л и ч к а. Да ведь землетрясение…
Т о п у з о в. Не было никакого землетрясения. Верно, Шабан?
Шабан неопределенно мотнул головой.
В е л и ч к а. Очень сильно трясло.
Т о п у з о в. Вам показалось. Потому что я сказал «землетрясение».
Г е н а. Я тоже считаю… Вроде бы не все качалось…
Т о п у з о в. Должно быть, порыв ветра.
Ш а б а н. Ага, это ветер… Был ветер, это точно…
Все снова облачаются в форменные халаты, обступают Топузова. Входит З а в е д у ю щ а я.
З а в е д у ю щ а я. К нам гости!
Шабан включает магнитофон. Вое поворачиваются лицом к двери. Входит Г е ч о.
Г е ч о. Отец!
Ш и ш м а н. Сынок!
Обнимаются. Входит А л о и с.
Г е ч о. Сильно оно тут чувствовалось?
Ш и ш м а н. Что чувствовалось?
Г е ч о. Землетрясение. Автобус так тряхнуло!..
Ш и ш м а н. Не знаю, сынок. Было оно или не было, это уж как ты скажешь…
Г е ч о. Было, отец, но кончилось. Все мы целы и невредимы.
Ш и ш м а н. Целы и невредимы… А ты разве один? Больше никого в автобусе не было?
Г е ч о. Нет, я один. Как у вас тут с питанием?
Ш и ш м а н. Хорошо с питанием. Ты как?
Г е ч о. Я — хорошо… Значит, кормят хорошо?
Ш и ш м а н. Хорошо, хорошо… Знаешь, сынок, я так и думал: не может такого быть, чтобы мой Гечо не приехал. Внучек-то как?
Г е ч о. Хорошо. Значит, питание хорошее?
Ш и ш м а н. Хорошее.
Т о п у з о в. Дети! Дорогие наши дети! Добро пожаловать! Рассаживайтесь, занимайте места! Мы так рады вам. Вот сюда… Прошу… (Усаживает Гечо. Обращается к остальным, воображаемым гостям.) Садитесь, садитесь, стульев всем хватит…
К ы н ч о. Этот опять выкрутится!
По одну сторону сцены рассаживаются старики и старушки, по другую — Алоис, Заведующая, Шабан. Посередине, на почетном месте, — Гечо.
Т о п у з о в. Дорогие наши дети! Гордость наша и радость! Добро пожаловать! Давно ждали мы этой встречи, с неописуемым терпением и любовью — так же, как ждали ее вы. Живется нам хорошо. Нас тут кормят. У нас есть телевизор, теннисный корт, визитные карточки, уголок болгарского народного быта, все у нас есть. Мы живем прекрасно, дорогие дети! А вы как? Будьте тихими и послушными, не возражайте, думайте о своих детях, как мы думаем о вас. Вы — смысл нашей стариковской жизни. Ради вас переносили мы трудности, обиды и лишения, ради вас иногда казались непорядочными… (Гечо.) Вы должны гордиться своим отцом! Я многому от него научился! (Обнимает Шишмана.) Спасибо, Шишман, брат ты мой!
К ы н ч о. Этот всегда выкрутится!
А с п а р у х. Потрясающий тип!
Т о п у з о в. Как хорошо, правда, Шишман?
Ш и ш м а н. Правда, правда…
Т о п у з о в. А теперь, дорогие дети, начинаем в вашу честь концерт художественной самодеятельности. Сейчас бабушка Гена с помощью подражания птичьим голосам перенесет вас назад, в прекрасную пору детства. Это, дети мои, настоящее подражание, как в жизни!
Гена смущенно выходит вперед, начинает свой номер. Топузов приближается к ней, но вдруг, качнувшись, выпускает из рук палку.
А л о и с. Товарищ Топузов, что с вами?
Т о п у з о в. Не плачь, Алоис! Ты не людоедка! Человек превратил человека в пластмассовую ложечку, чтоб наспех поесть и второпях выкинуть! Расскажи об этом молодежи на острове Мадагаскар!
А н о м а л и я (подходит к Топузову). Вы не плачьте, товарищ Топузов! Смотрите, как все чудесно! (Заглядывает ему в глаза.)
Топузов хватается за сердце и падает.
Пауза.
В е л и ч к а. Аномалия убила его взглядом.
А н о м а л и я. Товарищи, я успокоить его хотела, утешить… Товарищи, клянусь вам, я просто хотела успокоить…
Ш и ш м а н. Конечно, Аномалия, конечно!
Алоис наклоняется над Топузовым.
Пауза.
А с п а р у х. Тихо-то как, Шишман…
Ш и ш м а н. Топузов угомонился.
К ы н ч о. Случилась все-таки скверность в нашей богадельне, Алоис Хуана Перес-и-Перальта!
Т р а к т о р о в. Как же мы теперь… без него-то?
А с п а р у х. Дом престарелых потерял смысл…
Г е н а. Это я виновата. Я предала его.