Публикации Бразуль-Брушковского оказались сенсационными. Его заявление перепечатали почти все газеты России. Возмущённый предательством своей подруги, Поль Мифле пошёл в полицию и донёс, что она занимается перепродажей краденого. Веру арестовали, и, хотя продер-жали в тюрьме недолго, на суде над Бейлисом она фигурировали уже не как добропорядочная мать семейства, а как содержательница воровского притона; и это сыграло свою роль в приговоре присяжных.
Однако, в главном, на что рассчитывали Бразуль и Марголин, они просчитались. На следственные власти разоблачения Бразуля не произвели ни малейшего впечатления. Если сам Бразуль и Марголин были полны сомнений относительно показаний Чеберяк, то власти уже знали правду. Они пони-
26
мали, что опытная преступница направила журналиста по ложному следу. И потому Бразуль им был неопасен.
Обвинительное заключение против Бейлиса было составлено, и все материалы переданы в суд.
Пристав Красовский
Пристав Николай Красовский слыл мастером сыска, он умел раскрывать самые сложные преступления. После убийства Ющинского его вызвали в Киев и поручили — параллельно с официальным расследованием — вести секретные розыски. Цепочка фактов быстро привела Красовского к тому же самому дому — дому Веры Чеберяк. Однако, когда вместо раскрытия истины власти решили фабриковать "ритуальное" дело против евреев, честный Шерлок Холмс оказался ненужен. Его уволили в отставку, как не справившегося с заданием. Оскорбленный Красовский решил во что бы то ни стало раскрыть преступление и реабилитировать себя.
Наняв на собственные деньги двух опытных сыщиков, Красовский стал собирать инфор-мацию об Андрюше Ющинском от его друзей и о Вере Чеберяк — от её соседей.
Сыщики без труда узнали, что ближайшим другом Андрюши был Женя Чеберяк — сын "Верки-чиновницы". Андрюша так часто бывал в квартире Чеберяк, что его прозвали "домовым". Накануне убийства Андрюша и Женя поссорились. Женя пригрозил рассказать Андрюшиной матери, что он часто прогуливает школьные занятия. В ответ Андрюша пригрозил рассказать полиции, что в доме Чеберяк собираются воры. Женя рассказал об этом матери.
Детская ссора совпала с трудным положением воровской шайки. Много лет она действовала совершенно безнаказанно, и вдруг несколько ее членов было арестовано, а затем в квартире Чеберяк был произведён обыск. Сама собой складывалась версия убийства, мотивом которого должна была быть месть воров, заподозривших мальчика в предательстве.
27
По показаниям соседей и бывших друзей Веры Чеберяк Красовский и его помощники установили, что убийство, скорее всего, произошло в доме Веры, и в нем принимали участие, кроме неё самой, три члена воровской шайки: её брат Петр Сингаевский, Борис Рудзинский и Иван Латышев.
Однако все собранные данные могли служить лишь косвенными уликами: никто из опрошенных соседей, слышавших подозрительную возню в доме в то время, когда должно было происходить убийство, непосредственно при нем не присутствовал. Подруга Веры Адель Равич видела в ее квартире труп мальчика, но Вера, пригрозив расправой, заставила ее в пожарном порядке эмигрировать в Америку. Перед отъездом Адель Равич под большим секретом поведала двум лицам свою страшную тайну, но то были показания не из первых рук. Сыщики много раз говорили с Женей Чеберяк, справедливо полагая, что он знает многое. Но его откровенность не шла дальше определённых границ.
Мальчик стал разговорчивее только после того, как по доносу слепого Поля Мифле Вера Чеберяк была арестована Сыщики Красовского стали почти ежедневно наведываться в дом Чеберяк, задабривая детей сладостями... Однако, внезапно Женя тяжело заболел. Его увезли в больницу, но никакие медицинские средства не помогали: мальчику становилось все хуже.
Когда Веру Чеберяк выпустили из тюрьмы, она, не заезжая домой, взяла извозчика и помчалась в больницу. Женя был уже при смерти, но, не взирая на категорические возражения врачей, Вера забрала его домой. Вскоре появились сыщики. Они стали свидетелями того, что мальчик в предсмертной агонии называл имя Андрюши. Когда он приходил в себя, они задавали ему вопросы, в надежде, что он расскажет, наконец, правду, камнем лежавшую на его детской душе. Но, когда он начинал говорить, мать наклонялась над ним и своими поцелуями закрывала ему рот. Она просила, чтобы он подтвердил, что она ни в чём не виновата, но он только сказал: