в борьбе с ними, она сумела вытолкнуть их за дверь и прикрыть собою ребенка. Дочь оставили в покое, только увидя ее рассеченную голову, залитую кровью, думая, что она убита. Но самой большой жертвой этого погрома стала моя жена. Пытаясь спасти нас, она увела их за собой в другую комнату, где они расправились с нею, нанеся ей три смертельные раны. В нашем селе мы были единственной оставшейся еврейской семьей".9
Из выступления в институте Кеннана писателя Леонида Бородина, бывшего диссидента, просидевшего много лет в лагерях за свои убеждения:
"Еще ни один волос не упал с головы ни одного еврея, в то время как на Кавказе люди сейчас убивают друг друга".10
Допускаю, что о погроме в Продогишты Леониду Бородину неизвестно. Но о том, как подож-гли квартиру молодой московской юристки после многочисленных угроз по почте и телефону, он не мог не знать: о ее гибели сообщило Московское телевидение. А погромы в Харькове, о которых писала газета "Труд"?11 А нападение на писателей группы "Апрель" в ЦДЛ?.. А убийство еврея Александра Черного в доме творчества под Минском ленинградским писателем (!) Евгением Николаевым12 — неужели и об этом писатель Бородин слыхом не слыхал? А об избиении участни-ков митинга в центре Москвы, на площади Маяковского, отрядом милиции особого назначения, которое шло под выкрики "жиды пархатые", "ублюдки сионистские"?.. Среди получивших тяжелые увечья — сын писателя Юлия Крелина, сообщившего об этом страшном инциденте в "Литературной газете".13
Если Л. Бородин ничего этого не знает, то на каком свете он живет? А если знает, то как понимать процитированные его слова? И как понимать следующее его заязление:
"Я знаком с представителями всех крупнейших российских патриотических объединений. Именно они, руководители этих патриотических объединений, более всего сегодня заинтересованы в том, чтобы в России не произошло погромов! Потому что мы понимаем, что за это, если это произойдет — даже по дикой случай-ности, или по провокации, или по глупости, или по умыслу — мы заплатим Россией".
276
Россия, значит, будет погублена (кем, можно не объяснять), если хоть один волос упадет с головы еврея!
Еврейские погромы в наше время не носят такого масштаба, как до революции, или как это было в Сумгаите, Баку, Фергане по отношению к армянам и туркам-месхетинцам. Так ведь давно уже нет в советских городах еврейских районов, кварталов, улиц, куда можно было бы направить озверевшие толпы. Рассредоточенность еврейского населения представляет определенные трудно-сти для погромщиков. Но "лидеры патриотических объединений", с которыми так тесно связан Леонид Бородин, упорно работают над преодолением этих препятствий. О том, как "патриоты" собирают адреса евреев в Москве, Ленинграде, Киеве и других городах, хорошо известно, как и о широкой кампании запугивания погромами, о чем вынужден был сообщить даже КГБ. Среди еврейского населения России давно уже царит паника. Азербайджанцы могут бежать из Армении в свою республику, или на Северный Кавказ, или в Москву... Армяне могут бежать из Азербайд-жана. Разгромленных турок-месхетинцев как-то пытаются разместить в Смоленской области. А евреям бежать некуда. Нет для них безопасного места на всей Руси Великой! Они осаждают посольства разных стран, мечтая лишь о том, чтобы вырваться из страны, в которой столетиями жили их предки. И ведь исход этот начался не вчера, не год назад — он длится уже целое поколение. Неужели и об этом не слышал писатель Леонид Бородин?
В России теперь многое изменилось. И кое-что изменилось необратимо. Диссидент Бородин не только выпущен из тюрьмы и печатается в советской прессе, но он в одной упряжке с теми, кто еще недавно осуществлял идеологическое обеспечение репрессивного аппарата, который его гноил в лагерях. Сегодня "патриоты" честят коммунизм с такой прямотой, на какую не решались самые отчаянные диссиденты.
"Коммунисты изнасиловали и отравили землю своей разрушительной индустриализацией и коллективизацией", заявил другой писатель-патриот Петр Проскурин корреспонденту американ-ского журнала "Инсайт" Хенрику Берингу.14 Это тот самый Проскурин, который всего двумя годами раньше выступал про-
277
тив "некрофилии", то есть против того, что, благодаря гласности, к советским читателям стали возвращаться классики русской литературы, чьи книги те же коммунисты десятилетиями держали под запретом. Проскурин настаивал на том, что печатать надо "правильную" литературу, какую пишет он сам и его единомышленники, а не покойников, никак не укладывающихся в каноны соцреализма. Замятины, Набоковы, Гроссманы, Гумилевы ждали своего часа по тридцать-шестьдесят лет — могут подождать и еще.