– Теперь, братцы, настала такая время, что мы имеем полные права, а дворяне никаких. Баская жизнь теперь начнётся.
В Ряжском уезде, в Княгининском: мы всё будем делать по закону, помещиков не тронем. Только сгоним у них рабочих и заберём скотину – тогда они сами от нас уберутся.
В Елизаветградской губернии напуганные помещики не сеют.
Какие теперь власти? – теперь везде сами повыбирали: комитеты народной власти, общественной безопасности, временные, исполнительные, распорядительные, – где как им сказали назвать. Учителей в комитеты чаще не брали: „учитель землю не пашет” и дела не понимает, он в калошках ходит, свою линию соблюдает. А в каких волостях напротив избирали, и батюшку тоже, и кооператора, и лесопромышленника. Только стали из городов приезжать и требовать: энтих всех из комитетов повыкидывать, и отрубников – тоже повыкидывать, а включать лишь непримиримых бедняков.
Оглянулись: а в комитетах-то – одни горлопаны да озорники. А как им откажешь? От них теперь нет защиты, подпалит деревню. (И заместо урядников милицейские – тоже шатия.) А что комитет может? Да всё: он – сам себе закон, он – и рука. Насажали себе начальства на голову – стали и своих арестовывать, во как.
В Мелитопольском уезде новыми комитетами арестовано несколько священников: за сочувствие к старой власти, за неуважение к новому правительству.
И в Киев стали прибывать священники, высланные из своих деревень.
Проявилось отвержение священников кой-где и в Нижегородской губернии.
Крестьяне сёл, прилежащих к Крижскому монастырю под Сумами, отобрали и монастырские земли и леса, выпустили туда свой скот. И потребовали, чтоб монахи шли на обработку общественной земли.
Толкует приезжий:
– По новым законам вы не можете препятствовать вашим бабам участвовать в выборах.
Бабы со смехом:
– Тебя выбираем! Ты за нас постоишь. Мужики осердились:
– Он с вами, суками, снюхался? Нету нашего согласия, чтобы баба верховодила. Смотри за своими горшками. Да може каких две-три хабалки на всю волость найдутся, а сурьёзная баба на это дело не пойдёт. Не бабье дело, и крышка. Чего тут баба может понимать? (Из Наживина)
В Селищенской волости Тверской губернии крестьяне ночью пришли к волостному старшине, душили за горло, требовали раздать волостные деньги. Старшина еле отпросился, хрипел: „В банке, на бумаге выигрышной! Ей-Богу, ничего дома нету.”
А нашли несколько лишних пар сапог – забрали.
В селе Пёски Туровецкой волости Островского уезда собрался сход и (волостной старшина уехал в город) постановил арестовать писаря. И стали сперва утаскивать у него бумаги, а там серебряные ложки, пальто и все вещи: „Довольно! много попользовался, всё с нас тянул, будя!” А на денежный сундук в волостном правлении навесили ещё один замок и поставили выборного сторожить. (Из Муйжеля)
В Бессарабии поселяне разгромили имение князей Гагариных. Из многих мест просят охраны. В селе Избештах Оргеевского уезда крестьяне захватили две табачных плантации и ружейными выстрелами ранили двух управляющих. В Сорском уезде Кишинёвской губ. захватили вспаханную землю госпиталя св. Спиридона да и засеяли. Власти не мешали.
В нескольких губернских городах, несмотря на весеннее бездорожье, сумели собрать крестьянские съезды – уж там кого от кого выбрали, кто доехал, а в губернском городе добавлялись кооператоры, земцы, от союза городов и от совета рабочих депутатов. На минском съезде постановили: самоуправство с землёй недопустимо до Учредительного Собрания, но чтоб и помещики не повышали арендной платы и не сводили леса; вся земля, и крестьянская надельная тоже, станет теперь государственной. – На ярославском: довести войну до полного закрепления свободы, равенства и братства и сокрушения германского империализма. – На воронежском: война должна быть прекращена как можно скорей, но без контрибуций и захватов, а пока стоять несокрушимой стеной; земля должна быть отобрана у владельцев без выкупа, но не захватывать до Учредительного; и – запретить выдел из общины на отруба. – Харьковский: отменить столыпинский закон о выделении из общин. – Саратовский (по эсерам): частная собственность на землю в Российской республике отменяется навсегда; все имеют право обрабатывать трудовую норму. – Самарский: запретить покупки, продажу, залог земли и сдачу в аренду; право на землю имеет только кто на ней работает; если помещик этой весной не сеет – его земля и инвентарь передаются крестьянам волости; волостной комитет – полный хозяин и может устанавливать добавочное обложение имуществ. – На тамбовском, пензенском, черниговском: комитеты своею властью могут вводить принудительную аренду земли, не возделанной этой весной. – На херсонском съезде усумнились хлеборобы: да если и всю землю по России забрать – хватит ли обеспечить безземельных? Эсеровский публицист Зак заверил съезд, что „земли на всех хватит, я сам подсчитал”. – Черниговский принял всю программу эсеров. – Тамбовский – уже не „землю и волю”, а „всю землю и всю волю”. – А Томский ещё и утвердил конституцию будущей России.
В Ново-Гаритовской волости Козловского уезда задержан студент Политехнического института Смердков. Выдавал себя за представителя министерства земледелия, предлагал крестьянам покупать у казны землю по дешёвке, полтора рубля за десятину. Спрашивал у крестьянина, сколько он желает купить, брал деньги и записывал в книгу.
Что ж дальше будет? Скинули царя, а кто ж хозяином будет? Понять нельзя. Какие-то ка-ды, се-ды, се-ры – а откуда они повылазили? И ещё „меньшевики” какие-то-сь, мелкота значит. Нет, это они – за „меньшого брата”, значит за нас.
Замаялись крестьяне с этими „партиями” – которой верить? Как в лесу дремучем… Куда они все гнут-то? куды нам записываться, в какие? Тут приехал из Москвы свой Ванька Наживин, образованный, позвали его разъяснить.
– Ты-то сам к каким приписан?
– Ни к каким.
– Эх, пропадай наша головушка!
Стал он им излагать про каждую партию, чего она возглашает, на что зарится.
– Э-эт нам ни к чему. Ты давай о деле говори.
– Я и говорю.
– Не: казённая дача – будет наша или не?
– Земляки, да почему ж она должна быть ваша? В ней 12 тысяч десятин строевого сосняка, ей цена 50 миллионов.
– Так – межа с межой у нас.
– А заклязьменские деревни что ж? У них нет леса.
– А это – пусть их кручина. У них, может, клад зарыт. Кому как пофартило. Они к нам не лезь.
Дотолковал им, что лес остаётся казённым.
– Хэ-э-э… Да на кой ляд было и всю волынку затевать?
(Из Наживина)
По бездорожью – деревни как островки, не в каждую и пешком дойдёшь. Но прут и прут дезертиры, приезжают сторонние – и все кричат, что надо сейчас же делить землю, рубить лес. Громить имения. Громить кооперативные лавки.
Так объясняют: „Теперь – всё ваше!”
– И правда, нады нам, ребята, лавочников разбивать. Теперь слобода дана, хватит им наживаться.
В Симбирской губернии, в сёлах Убеях и Тарханах разбили и пограбили много лавок.
Волнения почти всегда начинаются с приезда дезертиров: прогон стражи, рубка леса, погромы имений. Вооружённые дезертиры ведут односельчан в атаку. В Кирсановском уезде Тамбовской губернии погромили имения Нарышкиной, Горяинова, Рейтерн. В Темниковском – Новосильцевой, в Липецком – Кожиной. В Моршанском – запахивали помещичью землю, средь неё – и губернского комиссара Юрия Васильевича Давыдова.