Пишут, что кормилица маленького Матвеева, японка Ёсико, сбежала из дома и ходила по деревням, показывая европейского мальчика – экзотику для Японии. Так что, возможно, первые слова Коля произносил по-японски.
В трёхлетнем возрасте мальчик вернулся на историческую родину, а именно в Николаевск-на-Амуре – тогда главный порт России на Тихом океане, где базировалась Сибирская флотилия (предшественница Тихоокеанского флота сначала располагалась на Камчатке, потом – на Амуре, с 1871 года – во Владивостоке). Матвеев-отец то ли умер ещё в Японии, то ли был переведён в Николаевск и скончался уже здесь от чахотки.
Феврония снова вышла замуж – за отставного солдата Богданова. Тот пёк пирожки, а Коля их продавал на улицах. Вскоре подросток удрал от крутого нравом отчима, бродяжил, служил на побегушках у торговца-китайца, в денщиках на погранзаставе – на посту Турий Рог у озера Ханка… Это был конец 1870-х, точнее уже не сказать.
Потом Николай оказался во Владивостоке.
В 1885 или 1886 году он, окончив двухлетнюю кадровую школу Владивостокского порта, начал работать модельщиком в литейном цехе – в мастерских, которые в будущем превратятся в Дальзавод, главную ремонтную базу Тихоокеанского флота. Параллельно занимался самообразованием. Учил английский, японский, китайский. Оставив мастерские, поступил на Уссурийскую железную дорогу.
С 1892 года печатался в газетах «Восточный вестник» и «Владивосток» под псевдонимами, самым известным из которых стал Николай Амурский. От Николаевска-на-Амуре или от владивостокского Амурского залива, никакого отношения к далёкому Амуру не имеющего? Или же от полуострова имени генерал-губернатора Муравьёва-Амурского (именно ему Россия обязана присоединением Приамурья и Приморья в 1858–1860 годах), на котором вырос Владивосток? Среди других псевдонимов были Гейне из Глуховки, Путник, Старик, Краб, Трепанг, Медуза… Мастеровой-сирота стал заметным в городе журналистом и поэтом.
В 1900 году он опубликовал в журнале «Сибирское обозрение» статью «Японцы во Владивостоке и Приамурье». Тогда же, на переломе веков, стал владельцем типографии и одновременно – её трудовым коллективом. Выпустил путеводитель по Японии, учебник профессора Глуздовского по флоре и фауне Уссурийского края, «Справочную книгу Владивостока», рассказы Горького…
В 1902-м отправился в Японию в качестве корреспондента газеты «Дальний Восток». Проехал всю страну – от родного северного Хакодате до южного Нагасаки. Беседовал с крестившим его Николаем Японским.
В 1903 году в Петербурге вышел сборник Матвеева «Стихотворения, пародии, подражания». Год спустя в Москве, у знаменитого издателя Ивана Сытина – «Уссурийские рассказы». Матвеев не был первым, кто писал о Дальнем Востоке, да и самым ярким, прямо скажем, тоже не был. Но первым коренным дальневосточником, изданным и замеченным в Москве, стал именно он. Названия его рассказов говорят сами за себя: «Бродяжка», «Крестьянка», «Под звуки “Дубинушки” (странички из матросской жизни)», «Из жизни бывших сахалинцев», «Пантач», «Экипажная ёлка»…
Когда началась Русско-японская война, а с ней шпиономания – в каждом японце видели лазутчика, – Матвеева, как пишут востоковед, кандидат исторических наук Зоя Моргун и японский русист Синъити Хияма, прозвали «продажным типом» за дружелюбные высказывания в отношении японцев и японской культуры.
Но это были ещё цветочки.
В доме Матвеева на улице Абрекской[2] бывали интересные, неоднозначные и даже опасные люди. Как, например, Бронислав Пилсудский – каторжанин, брат будущего польского лидера Юзефа Пилсудского, проходивший с Александром Ульяновым по одному делу о покушении на Александра III и ставший на Сахалине крупным учёным-этнографом. Или как другой народоволец и несостоявшийся цареубийца, впоследствии духовный писатель Иван Ювачёв (Миролюбов) – будущий отец Даниила Хармса. Судимая на том же, что и Ювачёв, «процессе 14-ти» Людмила Волкенштейн, которая 10 января 1906 года, в годовщину Кровавого воскресенья, погибнет на привокзальной площади Владивостока, придя к штабу крепости требовать от коменданта Сурменева освобождения политзаключённых (включая доктора Ланковского, речь о котором зайдёт ниже) и попав вместе с несколькими десятками других демонстрантов под убийственный пулемётный огонь; на другой день толпа ворвётся в штаб и растерзает Сурменева. Политический ссыльный Лев Штернберг – выдающийся этнограф, наставник Владимира Арсеньева. Гилярий Госткевич – польский дворянин, марксист, ссыльнокаторжный… Уже из этого перечня примерно понятны политические и человеческие симпатии Матвеева. Это был не дом, а клуб – литературный и революционный.
2
Целый букет улиц и других объектов во Владивостоке и окрестностях получили лихие имена клиперов: «Разбойник», «Джигит», «Абрек», «Гайдамак», «Наездник», «Пластун».