Вера… Вера ей была нужна. Вера в то, что в один прекрасный день она сможет без внутреннего содрогания пройти мимо любой собаки на улице, сможет потрепать за ухом соседского пуделя и даже получить от этого удовольствие. А её сын сможет стать блестящим кинологом.
***
Лиза очнулась от дурного сна, смахнула прилипшие ко лбу волосы, тихо надела тапочки и побрела на кухню за водой. Пять утра. По дороге она заглянула в комнату Дениски. Сын глубоко спал, одной рукой обняв рыже-белое Верино брюшко. Их позы были настолько похожи: Вера так же, как её хозяин, клала голову на подушку. Даже выражение лиц у них было одинаковым, безмятежно-счастливым. И тут Лиза поймала себя на мысли, что больше не воспринимает Веру как собаку. За прошедший год она стала членом их семьи. Её третьим ребёнком, родным и любимым.
– Что случилось? – спросил муж, когда Лиза вернулась в постель.
– Представляешь, – призналась Лиза, – мне приснилось, что Верочка пропала и я её везде ищу.
– Ну, и нашла? – сонно поинтересовался муж.
– Нашла, – улыбнувшись, ответила Лиза. – Вон, опять у Дениски в кровати спит…
Письмо из прошлого
Здравствуйте, Елена Ивановна!
Пишет вам бывший ваш ученик, Павел Соболев, выпуск 89-го. Помните такой? Конечно, помните. Но наверное, хотели бы забыть…
На днях меня разыскали бывшие одноклассники, чтобы позвать на встречу выпускников – тридцатилетие окончания школы как-никак. И мне удалось узнать ваш адрес. Я не уверен, что он правильный, но не теряю надежду, что это письмо рано или поздно вас найдёт.
Я хочу просить вас о прощении, Елена Ивановна. Для меня очень важно, чтобы вы меня вспомнили и простили. Если сможете…
Закрываю глаза и вижу вас, как вчера, такой юной и красивой! "Елена Прекрасная", как мы вас называли за глаза. Вы были так молоды и слишком красивы для учительницы. И наверное, поэтому держались так строго. Чересчур строго со всеми нами, кроме этого очкарика Петровского. Ну почему вашим любимчиком был он? Я ведь был в вас влюблён без памяти. Все наши парни были. А я тогда был тихим и робким. И не умел так читать Лермонтова, как этот выскочка Петровский. Знаете, я ненавидел его лютой ненавистью! И когда второгодник Витька Шуляев подъехал ко мне с той фотографией, я думал только о мести. Мести Петровскому. Но не вам! Я не представлял, чем это может закончиться для вас!
Знаете, Елена Ивановна, я ведь сразу после того выпускного уехал в Москву, поступать в Университет. И только потом, спустя время, узнал от ребят, чем для вас обернулась наша жестокая шутка. Хотел написать, но испугался…
Сейчас я проклинаю тот день, когда согласился на эту аферу. Витька сказал, что надо проучить Петровского. Но так, чтобы на нас не подумали. Идея подделать фотку была его, ну а я… я стал исполнителем. Я тогда уже серьёзно занимался фотографией. Мечтал стать фотокорреспондентом "Известий". Вышло так, что никто даже не распознал подделку. Я думал, ребята посмеются над Петровским и на этом всё закончится. А Витька, гад, подбросил фотку директору школы. Я же помню, как директор смотрел на вас. Наверное, так же, как мы все – затаив дыхание и теряя дар речи. По школе ходили слухи, что и он в вас тайно влюблён. А тут вдруг такой компромат, да в самый разгар веселья, на выпускном… Фотография пошла по рукам, все хихикали, прыскали, краснели, а потом она вдруг оказалась у директора. Мне тогда ужасно захотелось отмотать всё назад или исчезнуть вместе с вами. Но я ничего не сделал! А ведь мог бы. Мог сказать, что это всё неправда, мог признаться, что это моя работа. Но я подло молчал, как последний трус.
Не помню точно, что там творилось. Запомнил только ваш взгляд, обращённый к нам, застывшим и онемевшим. Помню ваши глаза, такие удивлённые и впервые наполненные слезами. И ваши дрожащие губы, едва слышно прошептавшие: "За что?" А потом вы просто молча ушли. И больше я вас никогда не видел. И уже не увижу…
Простите меня, Елена Прекрасная! Это я опозорил вас перед всей школой. Я виноват в том, что вас потом выгнали. Я разрушил вам жизнь… Понимаю, что такого не искупить. Но всё равно молю о прощении! Я был молод, глуп и труслив…
Я получил по заслугам спустя много лет. Нет, сначала судьба меня баловала. Я действительно стал фотожурналистом, объездил полмира и осел в Нью-Йорке. Но за всё в этой жизни надо платить. Недавно я узнал, что неизлечимо болен.
Я никогда не был верующим. Но болезнь заставила меня обратиться к Богу – я нашёл православный приход в нашем городе и долго говорил со священником. Отец Никифор посоветовал попросить прощения у всех, кого я в жизни обидел. Думаю, я обидел многих. И я должен успеть разыскать всех. Наверное, и Петровского тоже…