Когда память — больно. Она бывает из Прошлого или из того, что только будет. Прошлое не кончается дольше. Наверное, оно длиннее того, что было впереди.
Он хочет знать будущее. И когда узнает все, тогда, может быть, мир изменится.
Будущее и прошлое видимо только во сне. Их соединяет его болезнь — память.
Хочу видеть лошадь.
Душа просила себе из древнего жизни. Но Память вздохнула в лицо беспощадным. Хлынул мрак — угловатый, заросший иглами зданий.
Лошадь… — заплакала, отступая, душа.
Но в него вошел тяжкий запах подземных корней, не видевших солнца. Корни сползлись вглубь, спрессованы в точку, сжались в общий бескровный кулак.
Человеку нужно сквозь сгущенную почву прочь от корней. Трудоемкий полет ползком. Дышать землей возможно лишь медленно и надрывно. Вдох — скрежет песка по трахеям. Выдох — горький от глины.
Кулак корней ушел в глубину, корням не осталось надежды. Вдох. Вместо песка — пустота. Что ж, он будет дышать пустым.
Наждак асфальта, бетона, панельных стен. Он с ожиданием касается их, чтобы разбудить. Ладонь оставляет стене свою кожу — живое впиталось светлым пятном.
Где я мог видеть белые тени? — мучается в нем Память. Он знает, что белые тени на стенах темных зданий — страшно. Но не знает, почему.[1]
Пронзенные окнами здания. Окна друг в друге, напротив, рядом, окна в окнах — до бесконечности. Будто отражается взаимными зеркалами одно и то же лицо.
По зданиям пробежало движение — открылись все форточки разом. Чтобы окна имели точки зрачков. Город взглянул в самого себя.
По стенам скользит бордовая тень — это человек растворяется в подсонном мире, чтобы видеть себя целиком.
С изнанки зданий — меридианы дорог. Меридианы переломаны и ведут в Никуда. Там, где Никуда, — ураганный сквозняк. Там Вселенная пролегла спиной к Мегаполису. Безлюдно. На крышах — тень Неба. Край Неба оборван.
Ушли и оставили, пугается человек.
Зрачки окон сдвоены темнотой. Темнота неприятно сползает в глубь зданий. И он видит в ней внезапное: форточки смотрят в него дальнобойными орудиями. И удивляется беспредельности хаоса: ведь окна могут расстрелять лишь окна напротив.
Стало ясно, что внутри сна он не имеет прав. Он должен быть Памятью и не может присутствовать действием.
Пусть, соглашается он. Ружьям полезно смотреть друг другу в дула. Он запоминает, как выглядит дуло внутри.
Город вздрогнул новым движением. Человек покосился на форточки, но бежало не там. Ниже. Оставляя в сумерках желтые блики, из подъезда крадучись скользнул двуглазый фонарь.
Бедняга, пожалел его человек. Прятал свет в нежилом.
Здания раздвинулись в площадь. Город снова прицельно замер.
В бликах стекол воспалились ожиданием поколения лип. Мегаполис истирал их асфальтом тысячи лет, превращая в стекло людей, изгладил жизнь прочь, оставив от них лишь зеркальные силуэты.
Тысячи лет прицелы торопят остывшее время, угадал человек. Страх войны нас уплостил в тени.
Вверх со дна площади потянулся невысокий дождь. Фонарь забрел в его влагу и пустил провода в глубь асфальта.
Он так одичал, что почти ожил, опять пожалел человек.
Родился ветер, качнул фонарю глаза. Желтое сморгнуло влагу и, повернувшись, посмотрело в человека. Лампы, накалившись на миг, ярко вспыхнули живым. Стали смотреть.
В форточках тускло и тайно светился металл, и тело медленно осознало: Город выстрелит сам в себя прежде, чем солнце, упав, качнет Мегаполис.
В человеке заплакала память о будущем. Не надо, молила память, не надо больше. Мы иссякли не насовсем. Мир гложет хаос, а после нас крадется убийство.
Я же не знал, что мы так безобразно бессмертны!
Красное сафари на Желтого Льва
…бег по Саванне толкает в полет две скользящие тени небом накрыли траву он повернулся сказать под нами рождается дождь посмотри…
…бег по Саванне рядом покой и мерная сила безгривая гладкая желтая обернулась увидеть…
…навстречу ему два глубоких янтарных огня бег по Саванне…
Тьма выдернула звезды из-под лап. Изнанка тьмы обожгла наждаком. За изнанкой недвижно толпились неживые углы.
Лев замер. В лицо горячо вздохнуло пространство багровых закатных сумерек. Вспыхнули, позвав, два желтых всплеска.
Родившийся под лапами ветер качнул глаза фонаря.
Лев взглянул в плоский свет вблизи. Вселенная свернулась кольцом, чтобы вернуть его в начало пути.