Сделанное выше краткое изложение событий рокового 1917 года является совершенно необходимым вступлением к нашему разговору. Но оно может у кого-то вызвать подозрение в том, что сделанные в нем оценки предвзяты, субъективны, хотя каждая из них подтверждается в тексте неоспоримыми, на мой взгляд, фактами и цифрами. Я хочу лишний раз опереться на мнение таких свидетелей того времени, в которых едва ли посмеет усомниться самый замшелый большевик.
В 1927 году Н. Крупская в своем письме Троцкому заявляет: «Разве наша партия руководила рабочей массой перед 9-м января 1905 г.? Во время февральской революции влияние партии тоже было невелико». А ведь претендовали большевики не только на Россию, но и на весь мир! Правда, с негодными средствами. Вот мнение Троцкого об октябрьском перевороте:
«Всю же надежду свою мы возлагаем на то, что наша революция и развяжет европейскую революцию. Если восставшие народы Европы не раздавят империализм, – мы будем раздавлены, – это несомненно. Либо русская революция поднимет вихрь борьбы на Западе, либо капиталисты всех стран задушат нашу». Вихрь не поднялся. Но капиталисты страну не задушили. Зато большевикам пришлось придушить свой народ. Чтоб больше никогда не роптал. Вместо демократической России получился чудовищный бюрократический монстр красного цвета по имени ГУЛАГ.
В 1924 году для создания видимости борьбы с этим монстром Дзержинский был назначен на пост руководителя промышленности. Оказалось, что управлять ею гораздо сложнее, чем так называемым революционным террором. Вот Дзержинский и пишет в письме Сталину в 1925 году:
«Весь наш государственный аппарат строится по принципу все большего и большего усиливания функциональных ведомств и все большего ослабления производственных и оперативных, связывая их всякую инициативу, делая их все более неответственными и бессильными. Без согласования они ничто. План, программы, распоряжение финансами, находящимися в их администрировании, распоряжение их изделиями, закупки и торговые сделки и здесь, и за границей – все это на каждом шагу регламентируется, согласовывается, приостанавливается и т. д.».
В том же самом 1925 году Сталин решительно констатирует на заседании Политбюро: «Мы до полной ликвидации гражданской войны далеко еще не дошли и не скоро, должно быть, дойдем».
Официально Гражданская война закончилась в 1922 году. Но свою войну против собственного народа Сталин никогда не прекращал. Он точно знал, что его могут спасти только два фактора – тирания внутри страны и революция во всем мире.
По-моему, этим приведенным выше высказываниям Крупской, Троцкого, Дзержинского и Сталина можно верить...
Да, увы, сразу после Октябрьской революции скороспешной мировой революции не случилось. Правда, кое-какие попытки начать ее все же состоялись. В таких случаях обычно говорят, что гора родила мышь... Так, например, в Германии в 1918 году произошла ноябрьская революция, была свергнута монархия, но советская власть там не восторжествовала. Вместо нее образовалась буржуазная Веймарская республика. История сыграла злую шутку с немецким кайзером (который финансировал в 1917 году наш октябрьский переворот), наказав его прямо по известной пословице: «Не рой другому яму...»
В Венгрии в 1919 году была провозглашена Венгерская Советская республика (во главе с нашими ставленниками, разумеется). При этом там успели создать свою Красную Армию и принять новую конституцию страны. Но народ новую власть не принял, в том же году она рухнула. Наши энциклопедические издания сообщают об этом историческом эпизоде таким образом: «Несмотря на героизм венгерского пролетариата, Советская власть в Венгрии была подавлена военными силами Антанты при поддержке внутренней контрреволюции». Под Антантой здесь имеется в виду блок Великобритании, Франции, США и нескольких других стран. Казалось бы, что после всех неудачных попыток раздуть пожар мировой революции советские руководители должны были бы задуматься, но нет!.. С этой своей главной мечтой и надеждой они расстаться никак не могли. Об этом красноречиво говорит вся последующая история СССР.
Как известно, революция 1917 года вылилась в такую невиданную гражданскую бойню, которая вконец обескровила Россию, и так надорвавшуюся в годы первой мировой войны. Введенная большевиками после 1917 года политика военного коммунизма поставила молодую республику на грань гибели. Только решительный отказ от принципов военного коммунизма и переход к новой экономической политике – НЭП дали России последний шанс снова встать на ноги. А ведь секрет этого чудодейственного спасения был удивительно прост: в самый последний момент, в крайнем отчаянии Ленин отказался от губительного революционного безумия и обратился к такой непреходящей ценности, как здравый смысл. Он позволил людям немного свободы мыслей и действий, разрешив им опереться на вечный посох труда и собственности, а не на штык с ружьем. И дело сразу пошло на лад!
Но даже явный успех НЭП не просветил мозги Ленину и его ближайшим соратникам. Как свидетельствует наш известный экономист и публицист Г. Попов, и при НЭП идея мировой революции устояла. Он пишет:
«Гарантию от бюрократического перерождения советской власти Ленин видит в мировой революции. И желание ускорить мировую революцию силами СССР было столь сильным, что почти все деньги, полученные от успешного НЭПа, были брошены на разжигание революции в Германии».
Так, только ступив на путь более или менее разумного хозяйствования при НЭП, большевики тут же сами начали рыть себе могилу. Нет, ничто не могло переубедить их, они всегда видели свое спасение только в терроре под знаменем мировой революции, в чем мы еще не раз убедимся при чтении последующих глав.
О чем писали и говорили
«Война! Сколько о ней переговорено и передумано в эти годы ссыльными. Их всех объединяло страстно отрицательное отношение к этой безумной войне, особенно бессмысленной для России, которая не нуждалась ни в вершке территориальных приобретений. Но – не состоялась надежда, что социалистические партии Европы будут бороться каждая с империалистическими стремлениями у себя дома: дико, но оказалось, что там рабочий класс испытывал больше общности с национальной политикой своих правящих классов, чем с международными задачами пролетариата. Только мы, русские, были от этого свободны! – и не желали быть такими близоруко-практичными и не принципиальными, как наши западные братья. Однако мало было надежды, что эта война окончится в условиях народных восстаний, – а тогда чьей же стороне желать победы? Из Европы приходили издания, что Ленин выставлял „национализм наоборот“: желать и добиваться поражения России...
И вдруг – грянула революция! И получила по наследству эту войну. И русские социалисты из гонимой безответственной оппозиции вдруг превратились в хозяев революционной страны. И это вызвало психологический перелом к войне...
Но с первых же дней – и острая тревога за судьбы революции. С этой орущей солдатской массой на самом деле не было понимания, это не рабочий класс, это – стихия без определенных социальных идеалов, она даже не отдает себе отчета в совершающемся и таит в себе опасность как анархии слева, так и контрреволюции справа. Российские социал-демократы давно знают из марксизма: революция не может совершить прыжка от полуфеодального российского строя и сразу к социалистическому, предел возможных завоеваний сейчас – демократизация страны на базе буржуазно-хозяйственных отношений. Но такое внезапное присоединение к рабочему классу многомиллионной вооруженной армии заманивает социалистические партии на самые крайние эксперименты, навязать волю социалистического меньшинства всей стране – а это может привести к взрыву и контрреволюции, и будет распад революции».
А. Солженицын. «Красное колесо», «Апрель семнадцатого»
Из российских газет 1917 года:
«Ленин предлагает вместо войны – “свержение всех капиталистических правительств в мире” и предполагает, что это будет короче? Но быстрее взять Берлин, чем заставить весь земной шар перейти к социалистическому строю».
«Люди без родины баламутят наше общественное море, требуют до хрипоты, чтобы армия и народ сложили оружие перед немцами. Это даже не изменники: изменник должен иметь родину, чтобы ей изменять. Зачем анонимной в 30 человек компании Ленина надо было мчаться в немецких вагонах как если не на выручку немцам? Как и его немецкие хозяева, Ленин кричит о “разбойных” французском и английском правительствах и, конечно, ни слова о Гинденбурге и Вильгельме».