Их настораживало лишь то, что в этих местах на сотни километров вокруг не было никаких значительных поселений, а тем более городов, одни лесные фактории да редкие хутора, брошенные на зиму жителями.
Видно, уж очень издалека шло это войско… Глеб впервые за эти черные дни почувствовал волнение от радости предстоящей встречи. Все сомнения давно оставили его, и он решил, не рискнув, правда, поделиться своей догадкой с Крушинским, что перед ними войско, которое собрал на севере Васлав и вел его теперь на подмогу Китежу.
Если бы не Крушинский со своей изматывающей осторожностью, он бы давно перестал прятаться и вошел в шатер. Но Глебу не хотелось лишать себя удовольствия посмотреть на его физиономию, когда они после всех этих переползаний очутятся в медвежьих объятиях Васлава.
За стеной шатра двигалась тень массивного, похожего на медведя человека, звенели подносы с посудой, рекой лилось вино и раздавался зычный бас того, кто так часто называл их в трудные напряженные минуты схваток «отроками», невольно вызывая улыбку, снимая напряжение и превращая кровавую схватку «в забаву для достойных мужей».
— Собрал-таки подмогу князь, идет к Китежу… — не выдержал наконец Глеб.
— Тише! — потребовал Крушинский. — Манфрейм знает о нас почти все. На его месте я бы устроил именно такую ловушку.
— Для засады такое войско собирать не станут! — возразил Глеб, но Крушинский, не ответив, неслышно продолжал скользить к шатру, как змея маскируясь в высокой траве.
Немного приотстав, Глеб увидел, как он прыгнул, почти не приподнимаясь, из невероятной позиции и сверху обрушился на часового, стоявшего у самого входа в шатер.
Но у коновязи оказался еще один, тщательно замаскированный пост. Затрубил рог, вспыхнули факелы, со всех сторон к ним бежали вооруженные люди… Полог шатра распахнулся, и на пороге появился незнакомый воин высоченного роста с рассеченным сабельным ударом лицом.
Прав оказался Крушинский. Здесь их ждала хорошо организованная засада, и Глеб почувствовал разочарование не от собственной ошибки, а от того, что встреча с Ваславом, казавшаяся такой близкой, все же не состоялась. Впрочем, времени на переживания по этому поводу у него почти не осталось.
На них набросились сидящие в засаде вокруг шатра воины.
Ловушка с приманкой была организована по всем правилам военного искусства да к тому же оснащена современной техникой, удар волнового сканера почти сразу же вывел Крушинского из строя.
Тем не менее Глеб, вопреки логике и здравому смыслу, обнажил меч и бросился в схватку.
Ярость ли, поднявшаяся в ответ на его обманутые ожидания, была причиной или невероятное везение, но он сумел пробиться к тому месту, где засел человек со сканером. Ни на секунду не останавливаясь, легко рассекая своим мечом стальные лезвия, направленные в его сторону, Глеб левой рукой освободил висевший на поясе лазер и в падении дважды выстрелил туда, где прятался человек со сканером.
Красноватая нить смертоносного лазерного луча перечеркнула невысокий холмик, скрывавший его противника, но сканер все же успел выстрелить в последний раз, и заряд, беспорядочно метнувшийся в сторону, лишь отраженной волной задел Глеба. Однако и этого оказалось достаточно, чтобы острая боль скрутила все его тело и нарушила координацию движений.
В рукопашной схватке малейшее промедление может оказаться решающим. На Глеба навалились сразу несколько человек, подмяли под себя.
Все было бы решено в считанные секунды, если бы на краю поляны, на которой развернулась эта короткая схватка, вновь не запел боевой рог и земля не задрожала от топота копыт кавалерийской атаки, направленной откуда-то извне на лагерь, устроивший им такую коварную ловушку.
Хватка тех, кто навалился на Глеба, сразу же ослабела. Не ожидавшие серьезного сопротивления, его противники думали теперь лишь о спасении собственных жизней.
В сложных и опасных ситуациях наемники почти всегда вспоминают о том, что их жизни слишком дороги. Замешательство противников подарило Глебу несколько необходимых секунд, позволивших справиться с болью и вырваться из кольца врагов.
Вокруг в бешеной скачке неслись лошади, из-под копыт летели комья грязи, а взошедшая наконец луна освещала картину полного разгрома вражеского лагеря.
Теперь Глеб увидел, что ловушка, в которую они так глупо попались из-за его беспечности и легковерья, совсем не так многочисленна, как казалось при осмотре лагеря со стороны.
Всего с полсотни человек поджидали их здесь, все остальное — ложные костры, палатки, коновязи — оказалось искусно построенной бутафорией. Ловушка тщательно готовилась и была рассчитана именно на них, в этом теперь не осталось ни малейших сомнений. Кто атаковал лагерь, кто их выручил в решительную минуту — с выяснением этого Глеб решил подождать.
Сейчас самым важным было не упустить командира войска, организовавшего здесь засаду, человека, знавшего о них все.
Глебу очень хотелось выяснить, из какого канала их враги получили такие подробные сведения, к тому же у шатра, когда его полог распахнулся, Глеб успел заметить, что кристалл на рукоятке меча вспыхнул зловещим красноватым огнем.
Командир этого отряда принадлежал к высшим приближенным Манфрейма. Захват такого человека был для них необычайно важен. Очень может быть, что в случае удачи станут возможны даже переговоры об обмене Брониславы.
Глеб решил сделать все от него зависящее, чтобы добраться до шатра, прежде чем человек со шрамам на лице успеет скрыться. Но сначала ему пришлось избавиться от двоих, наиболее серьезных из напавших на него противников.
Эти двое, единственные, кто не испугался неожиданной кавалерийской атаки, хоть и одетые в доспехи русичей, на самым деле были десантниками. Глеб понял это почти сразу по характерным приемам современного рукопашного боя. Он хорошо знал, где именно обучают таким приемам, но, к счастью, его меч в ближнем бою давал колоссальные преимущества. При этом численное превосходство противников практически не имело значения, поскольку они почти сразу же оказывались обезоруженными.
Меч без всякого сопротивления, легко, как тростинки, рассекал наконечники копий, лезвия мечей и толстенные боевые палицы, направленные в его сторону. Очень скоро вокруг Глеба образовывалась мертвая зона.
Панцири или защитные скафандры — мечу было все равно, словно они были сделаны из картона.
Иногда Глебу даже казалось, что в наиболее опасные моменты меч сам ведет его руку, точнее направляя удар.
Вот и сейчас лишь на секунду мелькнуло перед ним перекошенное от боли лицо последнего из нападавших.
В этом странном бою Глебу не приходилось даже отражать ударов, лезвие просто следовало в нужное место, сметая на своем пути любые преграды. Мертвое пространство вокруг все увеличивалось, перед ним уже расступались и свои, и чужие.
Прорвавшись сквозь заслон стражи, прикрывавшей шатер военачальника, Глеб в считанные мгновения вновь оказался у входа.
И все-таки он опоздал. Дико заржала с ходу рванувшая в галоп лошадь, унося на себе во тьму человека, которого он так жаждал догнать.
Глеб, не желая признавать неудачу, схватил за уздечку какого-то потерявшего седока коня и бросился в погоню.
Но жеребец оказался с норовом, он не захотел подчиняться воле незнакомого человека, и вскоре Глеб, потеряв из виду своего врага, остался один в ночном поле.
Как только схлынуло напряжение схватки, прекратилась погоня, на Глеба навалилась ставшая уже привычной безмерная усталость. Та самая, что обрушивалась на него всякий раз, как он вновь вкладывал в ножны обагренный человеческой кровью меч.
Перестав укрощать строптивого жеребца, Глеб отпустил поводья, и конь, предоставленный сам себе, медленно побрел обратно к лагерю.