Я, пошатываясь и стискивая зубы от боли в шее, начал то, за чем, собственно, и пришел: повторный осмотр комнаты. Тумбочка с вывороченным содержимым, нетронутая пыль, пластмассовый шкаф с алюминиевыми уголками, из раскрытых дверей которого были выкинуты все вещи, стол, над ним висят плакаты… Странно: Лидумс был картографом, но ничто не наталкивало на эту мысль в его собственном доме, в котором отсутствовал даже компьютер. Только стереовизор и немного каких-то цветов под гидропоническим колпаком, которые почему-то не стали предметом быстрого обыска.
Так я кружил по комнате, постанывая и чертыхаясь, спотыкаясь о выпотрошенные ящики, все больше приходя к выводу, что по шее я получил абсолютно напрасно.
Внезапно мой взгляд упал на какую-то диссонирующую деталь на столе. Пластиковый карандаш! Кажется, в прошлый раз его здесь не было… Да! Карандаш лежит на пыльном столе, а на нем самом пыли нет! Значит, положили его недавно!
Эта идея настолько взволновала меня, что некоторое время я стоял, глядя на карандаш как на древний артефакт или, как говаривали на Земле, «как баран на новые ворота», – никогда не понимал сути этой поговорки, но общий смысл чувствовал.
Затем я взял его в руки и внимательно оглядел со всех сторон – карандаш как карандаш: черный, с надписью «Дребби и К°, 3М».
– Это ты положил сюда карандаш? – спросил я у сидящего в профиль мертвого Лидумса. – Зачем?
Лидумс молчал. А я беспомощно обшаривал глазами весь стол, пока наконец не устал ворочать ноющей шеей. Затем я воззрился на стену и начал разглядывать нелепые пестрые голографические плакаты с различными музыкальными группами. Одна из групп называлась «Красные Крысы». И действительно – участники коллектива довольно удачно изображали из себя мутантов с рыжеватой шерстью на лицах, острыми желтоватыми зубами, а на головах у них красовались ярко-алые ирокезы. Глаза и губы были раскрашены флуоресцентными красками, аж жуть пробирала от этих фриков. Я продолжал рассматривать плакат. Взгляд мой упал на ударника группы, который сидел за «блинами» черного пластика, а над ним висели разные бутылки, жестянки, металлические трубки и какие-то хитрые шестереночные приспособления.
Я вдруг почувствовал себя крайне глупо: я стою в чужой квартире с покойником, вальяжно развалившимся на стуле, не так давно сам был настоящим кандидатом в покойники, ко мне пристали какие-то ненормальные повстанцы, а может, даже и горстка подосланных провокаторов, мой связной мертв, а я преспокойно изучаю себе карандаши и плакаты панковских коллективов… Да, что ни говори, а «странный» – это мягко сказано.
Несмотря на эти мысли, я продолжил пялиться на плакат в надежде найти хоть какую-то идею…
Вновь я пробегал глазами по оскаленным рожам этих псевдолюдей, словно они были моими братьями по крови. Я разглядывал их гитары, просматривал их амулеты и позы, собираясь, собственно, переходить медитировать к следующему плакату, как вдруг мой взгляд вновь уперся в барабанщика, и я заметил лейбл, напечатанный на «блинах» его установки: «Olimpus-2000», а рядом была изображена дуга, отдаленно напоминающая силуэт царя вулканов. Картинка была мелкая и абсолютно не бросалась в глаза.
Тут сработало внезапно чутье, словно я, как голодный цербер, почуял добычу: я стал обшаривать взглядом плакат по периметру – не знаю зачем. Но… Я обратил внимание, что одна булавка из четырех, на которых плакат был пришпилен к стене, одна булавка снизу отсутствует!
Я медленно отогнул нижний край плаката, насколько это позволяли закрепленные углы, и тут же… Как удар грома: на стене – черным карандашом – были начерчены цифры «6.9», а снизу в это число упиралась стрелка.
Я замер, я задумался…
Затем приложил плакат обратно к стенке – цифры со стрелкой приходились примерно в то место, где на барабанной установке был нарисован символ Олимпа… Я вновь замер…
– Где был шум? – раздался вдалеке приглушенный мужской голос – кажется, говорили на лестнице.
Я даже не успел отмереть.
– По-моему, сверху, – сказал визгливый женский. – Да, офицер, то ли с тринадцатой, то ли с четырнадцатой, но так – «бух», и потом тишина…
– Ладно, разберемся, гражданка. – Гулкие шаги нескольких пар ног, были еще какие-то голоса.
Я вздрогнул, лихорадочно вытащил из кармана пачку антисептических салфеток и, вынув одну из пачки, начал протирать стену, карандаш и пол, где я лежал.