В воздухе чувствовался запах почек, грибов и сырой травы. Месяц лил на нас свои холодные лучи, а над нашими головами мерцая, блестели звезды. — Скоро лес исчез за нами. — Мы увидели широкую равнину, на которой виднелась серая линия тумана; это было русло реки. Мы летели вдоль берега, над травой и кустарниками, пригнувшимися от росы. Вода то сверкала голубым блеском, то бурлила глухо и громко. То там, то здесь носились над рекой клубы тумана. Водяные лилии разинули свои белые, неясные лепестки; как молодые женщины, не боявшиеся ни подслушивания, ни подсматривания, раскрыли они свои сокровища. Я хотел сорвать один цветок и уже почти коснулся водяного зеркала, как вдруг в тот самый момент, когда я хотел схватить цветок, какая-то противная жидкость брызнула мне в лицо.
Я начинал привыкать к ощущению полета и даже находить в этом удовольствие. Кто видел во сне, как он летит, тот поймет меня.
Совершенно успокоившись, я занялся теперь рассматриванием удивительного существа, которому я был обязан ролью в этом невероятном приключении.
Это была молодая женщина, черты которой ничуть не напоминали русский тип. Ее фигура сероватая, полупрозрачная, с чуть явственными очертаниями напоминала те легкие, прозрачные фигурки на освещенных внутри алебастровых вазах, которые мы видим в каждом салоне. — И опять мне почудилось, как будто эти черты были мне не совсем чужими.
«Могу я с тобой говорить?» — спросил я.
«Говори!»
«Я вижу на твоем пальце кольцо? Ты жила на земле? Была ты замужем?»
Она не отвечала.
«Как ты зовешь себя? Или как зовут тебя?»
«Зови меня — Элли!»
«Элли? Это английское имя. Ты англичанка?.. Знала ты меня раньше?»
— «Нет».
«Зачем ты явилась мне?»
— «Я люблю тебя!»
«Ты счастлива?»
— «Да… витать, летать с тобой в свежем, свободном воздухе!..»
«Элли!» — воскликнул я вдруг. «Ты проклята? Или твоя душа осуждена на страдания?»
— «Я не понимаю тебя», — пробормотала она, опустив голову.
«Именем Бога заклинаю тебя…» — начал я опять. Она прерывисто прервала меня.
— «Что ты говоришь мне», — воскликнула она. — «Я не знаю, что ты хочешь сказать». — Мне казалось, что холодная рука, которой она поддерживала меня, слегка задрожала.
«Не бойся!» продолжала она. — «Не бойся, мой друг». — Ее лицо склонилось к моему. На своих губах я почувствовал особенное ощущение, как будто укол сухого жала… как бы прикосновение еще не присосавшейся пиявки.
Мы витали на значительной высоте. Я смотрел вниз. Мы летели над незнакомым мне городом, построенным по склону высокого холма. Церковные башни высоко воздымались из темной массы домов. Золотые купола и металлические шпицы сверкали в призрачном освещении. Через реку тянулся длинный мост. — Беловатая, тихая улица казалась узким каналом, прорезывающим город из конца в конец и терялась в черной, широкой равнине за городом.
«Что это за город?» — спросил я Элли.
— «N».
«В N… губернии?»
— «Да».
«Мы далеко от моей родины?»
— «Для нас нет расстояния».
«Правда?» Я почувствовал в себе внезапную смелость. «Тогда унеси меня в Южную Америку».
— «Невозможно. Скоро наступит день».
— «А! мы ночные птицы!.. Тогда унеси меня куда хочешь, только подальше».
— «Закрой глаза и не дыши», — отвечала Элли, «мы полетим быстро, как вихрь».
Тотчас же воздух с оглушительным грохотом загремел в моих ушах. Мы скоро остановились, но грохот не прекращался; он удвоился. Точно ужасный вой, страшный треск.
— «Теперь открой глаза», сказала мне Элли.
Я повиновался. — «Праведный Боже, где я?»
Над нами низкие, тяжелые, непроницаемые тучи, толпясь, перегоняя друг друга, как яростные чудовища; под нами — бурлившее, дико-взбунтовавшееся море. Конвульсивно, внезапно вздымались белые волны в пенистые горы, оторвавшиеся валы с ужасным громом хлестали черные скалы. Вой, рев расходившейся бури, ледяное дыхание, подымавшееся с самой глубины пучины, отголосок стремительных волн, разбивающихся о крутой берег, тут покинутый небом, борющийся с волнами корабль, — там, разбитый челнок… несущиеся по воде обломки, тонущие люди… Повсюду смерть, смерть и ужас… У меня закружилась голова и объятый ужасом я закрыл глаза.