Теперь надо приготовлять краску. Заячий След еще в прошлом году собрал разные травы, на которые указывала ему мать. Мать заготовила, кроме того, особую землю, которую она высушила на огне и размельчила в порошок. Теперь только оставалось вскипятить в горшке воду с листьями да подбавить порошку, чтобы получить краску. Когда приготовили черную краску, Заячий След принес несколько пар заранее приготовленных мокассин[4] и воспользовался случаем, чтобы и их покрасить. Он опустил их в краску и, действительно, спустя некоторое время вынул оттуда прекрасно окрашенные черные мокассины.
Ткацкий станок индейцев.
Когда и нитки были окрашены в черную и красную краску, мать принялась ткать одеяло. Она выбрала около вигвама поудобнее деревья, положила на них несколько палок и устроила себе ткацкий станок. День за днем ткала она одеяло. Когда матери бывало некогда, приходилось возиться с ребенком или по хозяйству, Белое Облако бралась за работу, и одеяло подымалось все выше и выше, пока, наконец, не дошло до верхнего конца станка. Теперь оно было готово.
Заячий След привел и оседлал матери лошадь, и она, захватив ребенка и одеяло, отправилась к купцу продавать его. Долго ей пришлось ехать, и когда она принесла купцу одеяло, он, правда, дал ей и кукурузы, и пшеницы, и соли, но всего дал меньше, чем в прошлом году. Мать смотрела на него удивленно, спрашивая на ломаном языке, почему она получила теперь меньше, чем в прошлом году. Купец старался разъяснить ей, что в прошлом году был урожай, все было дешевле, а теперь будет неурожай, засуха, все становится дороже, вот он и дает ей меньше.
Но Голубое Перо не понимала этого. Когда нужно было менять что-нибудь у своих же индейцев, те никогда так не делали, те всегда обменивали одинаково.
Ей казалось, что если будет неурожай, то надо дать больше зерна, а не меньше. «Белый обманывает, как всегда нас обманывают», думала бедная женщина, но итти больше было не к кому; она отдала свое одеяло и, взвалив на лошадь все полученное от купца, с негодованием на белолицого отправилась в обратный далекий путь.
Поздно вечером вернулась Голубое Перо домой. Вся семья собралась за ужином и, когда ужин кончился и отец закурил свою длинную трубку от угольков разложенного около вигвама костра, мать стала рассказывать о том, как она была у купца, и как тот обидел ее: дал меньше, чем следует.
Отец сосредоточенно и серьезно ее слушал, не проронив ни одного слова. Только изредка попыхивал из его трубки дымок.
— Белые всегда так поступали с нами, — сказал он. — Белый не любит индейца и всегда хочет его обидеть.
Вор-ра-пи говорил это спокойно, без раздражения. Он не злился на белых, потому что думал, что белые и не могут поступить иначе. Сосредоточенно глядел он на огонь и знал, что хотя это и обман, но надо к этому относиться так спокойно, как, и к другим несчастьям в жизни: пожару, граду. Помолчав немного, он продолжал:
— Старики рассказывают, что раньше было не так, Жили мы в других местах, много было земли у нас, много зверя водилось в лесах, много рыбы было в озерах. Пришли белые, — и стало хуже. Раньше вся земля была наша, а теперь у нас мало земли; только там и можем мы жить, где позволят нам белые. А было время, когда белые просили у нас позволения селиться на земле.
— А давно было это время, отец? — спросил его Заячий След, и глаза его горели при этом вопросе от скрытой, затаенной обиды.
— Давно. Старики слыхали от стариков. Много, много лун уже прошло; только старики хорошо знают, как было дело, и рассказывают про это всем молодым, кто хочет слушать.
Вор-ра-пи закрыл глаза, задумался, потом медленно снова затянулся из трубки.
— Отец, расскажи, как это было, — проговорил Заячий След, когда подметил, что отец его вышел из задумчивости и к нему можно обратиться.
Летящий Лис молчал, но тоже зорко следил за отцом. Он был еще слишком мал; ему не позволялось задавать вопросов старшим, ему можно было только слушать, когда старшие говорят.
Мать взяла с собой ребенка и одеяла и поехала к купцу.
— Вот как было, — проговорил отец и снова замолчал, как будто припоминая те выражения и подробности, которые он сам слышал от стариков, — припоминал, чтобы в своем рассказе ничего не пропустить, ничего не напутать.
И сын слушал его с напряженным вниманием: ведь и ему придется когда-нибудь рассказывать другим, и ему нужно запомнить в точности все, каждое слово.