- Мера! Это же мой сын Мера!
Отбросив мушкет, он побежал вниз по усыпанному трупами берегу навстречу сыну.
- Это мой сын Мера! Он жив! Ты жив!
И тут он поскользнулся в крови или споткнулся о чье-то мертвое тело, как бы то ни было, он упал. Руки его по локоть ушли в кровавые лужи, забрызгав алым грудь и лицо.
В десяти ярдах от него раздался голос Меры. Юноша кричал, чтобы каждый человек на поляне услышал его:
- Краснокожие, пленившие меня, были наняты Гаррисоном. Такумсе и Тенскватава спасли нас. Когда я два дня назад вернулся домой, солдаты Гаррисона схватили меня, чтобы я не рассказал вам правду. Он даже пытался убить меня. - Речь Меры была ясной и взвешенной, чтобы до каждого человека дошел смысл его слов. - Гаррисон знал о нашем похищении. Он сам его спланировал. Эти краснокожие невиновны. Вы убиваете невинных людей.
Миллер поднялся на ноги и вздел руки над головой, кровь ручьем хлынула вниз по ало-красным кистям. Из его горла вырвался страдальческий, отчаянный вопль:
- Что же я наделал?! Что я натворил!
И крик тот подхватили дюжины, сотни голосов.
Но тут вперед выехал генерал Гаррисон, по-прежнему гарцуя на нетерпеливом жеребце. Даже его солдаты бросили оружие.
- Это ложь! - заорал Гаррисон. - Я никогда не видел этого мальчишку! Меня хотят оболгать!
- Это не ложь! - крикнул Мера. - Вот его платок - его засунули мне в рот вместо кляпа, чтобы я не кричал, пока мне ломают кости.
Миллер посмотрел на платок, которым размахивал его сын. В углу большими четкими буквами было вышито: "УГГ". Уильям Генри Гаррисон. Этот платок узнали все.
- Правда! - закричал кто-то из солдат Гаррисона. - Два дня назад мы привезли этого мальчишку к Гаррисону.
- Но мы не знали, что он из тех, из пропавших, которых, по слухам, убили краснокожие!
Над лугом разнесся громкий, завывающий стон. Все обернулись туда, где на затвердевших алых водах Типпи-Каноэ стоял одноглазый Пророк.
- Люди мои, придите ко мне! - велел он.
Оставшиеся в живых краснокожие потянулись к нему. Перейдя речку, они остановились на другом берегу.
- Все мои люди, придите!
Трупы зашевелились, начали подниматься. Поселенцы, стоящие среди мертвых краснокожих, закричали от ужаса. Но то не мертвые поднимались - на ноги вставали только те, кто еще мог дышать. Шатаясь и цепляясь друг за друга, они двинулись к реке. Некоторые пытались нести детей, грудных младенцев, но силы их быстро убывали.
Миллер снова ощутил кровь на собственных руках. Он должен был что-то сделать. Поэтому он кинулся к раненой женщине, которая тащила на плечах умирающего мужа. Миллер хотел взять у нее из рук ребенка, хотел помочь. Но, приблизившись, он заглянул ей в глаза и увидел свое отражение - увидел изможденное белое лицо, забрызганное кровью, которая еще капала с его рук. Отражение было крошечным, но он различил все детали, будто ему поднесли огромное зеркало. Он не мог дотронуться до ее малыша - во всяком случае такими руками.
Другие поселенцы тоже бросились на помощь, но, похоже, увидели то же, что и Миллер. Поэтому они отпрянули, словно от огня.
С земли поднялась примерно тысяча раненых. По пути к ручью многие из них снова упали, чтобы не подняться уже никогда. Те же, что сумели добраться до воды, перешли, переползли на другой берег; им помогли оставшиеся в живых собратья.
Неожиданно Миллер подметил одну весьма необычную деталь. Как раненые, так и выжившие краснокожие шли по окровавленному лугу, по напитанной кровью реке, однако на их руках и ногах не осталось ни одного алого потека.
- Люди мои, те, кто умер! "Вернитесь домой", - приказывает земля!
Час назад луг был заполнен краснокожими, сейчас же его усеивали мертвые тела. Но, повинуясь приказу Пророка, трупы вдруг начали содрогаться и рассыпаться в прах. Превратившись в пыль, они впитались в луговую траву. Не прошло и минуты, как никого не осталось, и трава снова обрела былую свежесть и зелень. Последние капли крови, подпрыгивая, словно капли масла на раскаленной сковородке, скатились по берегу и влились в ярко-красную реку.
- Подойди ко мне, друг мой Мера, - тихо произнес Пророк и протянул руку.
Мера повернулся спиной к отцу и зашагал по поросшему травой склону к реке.
- Иди же, - сказал Пророк.
- Я не могу идти по крови твоих людей, - возразил Мера.
- Они отдали свою кровь, чтобы поддержать тебя, - объяснил Пророк. Подойди ко мне или прими проклятие, которое падет на каждого бледнолицего, что находится сейчас на лугу.
- Тогда я останусь здесь, - поднял голову Мера. - Будь я на их месте, вряд ли бы поступил иначе, чем поступили они. Если они виновны, значит, виновен и я.
Пророк кивнул.
Собравшиеся на лугу поселенцы и солдаты внезапно ощутили что-то теплое, влажное и липкое на руках. Некоторые из них вскрикнули от ужаса, опустив глаза. От локтя до кисти руки были покрыты кровью. Кое-кто попытался стереть ее рубахой. Другие принялись искать раны, из которых она текла, но ничего не нашли. Просто из кожи сочилась кровь.
- Хотите ли вы, чтобы ваши руки очистились от крови моего народа? спросил Пророк.
Он уже не кричал, но каждое его слово громом разносилось по лугу. Да, да, они очень хотели очиститься.
- Тогда возвращайтесь по домам и расскажите о происшедшем своим женам и детям, соседям и друзьям. Расскажите все, что здесь случилось. Не пытайтесь ничего скрыть. Не говорите, что кто-то вас обманул, - вы все знали, что стреляете в безоружных, беззащитных людей. Вы знали, что совершаете убийство. Может быть, вы считали, что мы преступники, но, стреляя в грудных младенцев, маленьких детей, стариков и женщин, вы убивали нас, потому что мы краснокожие. Поэтому расскажите все, как было, и, если вы будете правдивы, ваши руки очистятся.
Теперь на лугу не осталось ни одного человека, который бы не плакал, не дрожал или не побледнел от стыда. Рассказать о том, что сегодня случилось, женам и детям, родителям, братьям и сестрам - это невыносимый позор. Но если ничего не говорить, окровавленные руки сами все объяснят. Они и не думали, что их ожидает столь страшная кара.