— И как вы только выдержали? Повторять одну и ту же сцену миллион раз в надежде получить какое-то место… С ума сойти можно!
— Человек в здравом уме никогда на такое и не пойдет, — рассмеялся Дрейк. — То еще испытание! Как-то, помнится, я пробовался на роль рокера в одной музыкальной комедии. Я был уверен, что подхожу для этой роли как нельзя лучше. В течение нескольких недель я вживался в образ — ходил в черной кожаной куртке, ругался, как сапожник, и не выпускал изо рта сигарету. На просмотре я унижался, как последний кретин. Пел, танцевал… Тогда-то я и понял, что никогда в жизни не буду сниматься в музыкальной комедии. Но каково было мое негодование, когда меня не взяли даже в массовку! Сказали, что в свете прожекторов мои волосы отливают серебром, как у старика, а им старики ни к чему. Нужны только молодые. Я пообещал выкрасить волосы в черный цвет, если мне дадут какую-нибудь роль, хотя бы и без слов. Ничего не вышло.
Дрейк ненадолго замолчал и погладил ее руку, которая все еще покоилась на его голом животе.
— Вот так-то я и познакомился со Сьюзен. На этом самом просмотре. После она подошла ко мне и сказала, что рада, что я не получил роль. Ей ужасно не хотелось, чтобы я перекрашивал волосы.
Лаури почувствовала, как у нее защемило сердце. Боль все нарастала, не отпуская ни на миг. Голос Дрейка снизился до шепота и стал как-то глуше. Похоже, Сьюзен была еще неотделима от его жизни, хотя умерла целых три года назад. Зная, что он ей ответит, Лаури, тем не менее, тихонько спросила:
— А она была красивая?
— Да, — тут же отозвался Дрейк и закрыл глаза, словно отгородившись от нее. — Она была балериной, причем классического направления, Для кордебалета ну никак не подходила, так что зачем явилась на просмотр в эту музыкальную комедию — непонятно. Ее тоже не взяли. В конце концов, она пристроилась в труппу «Американский театр балета».
Балерина! Лаури ждала всего, что угодно, но только не этого. Должно быть, была изящной, женственной, грациозной и, как он сказал, красивой.
Нужно срочно сменить тему, иначе их задушевная беседа превратится в пытку для нее.
— А какая ваша самая любимая роль, Дрейк? — Поспешно спросила Лаури.
— Брик в «Кошке на раскаленной крыше», — ответил он. — Я играл его еще в студенческом спектакле. Потрясающий характер! За два с половиной часа, что идет спектакль, показаны все нюансы его отношений с женой, отцом, братом, друзьями. — Голос Дрейка звучал восторженно. — Но мне всегда хотелось самому поставить этот спектакль. Представляете, выставлять на суд зрителя работу, в которую ты вложил всю душу! Что может быть интереснее!
Секунду он молчал, уставившись в темноту, будто представляя сцену, а на ней актеров, готовых воплотить его мечту. Потом перевел взгляд на Лаури и долго смотрел на нее.
В отсветах пламени ее рыжевато-каштановые волосы отливали золотом. На розовом, разгоряченном после мытья лице поблескивали капельки пота. Халат призывно распахнулся на груди.
— Вы нисколько не похожи на учительницу, — тихонько заметил Дрейк.
— А вы очень похожи на артиста, — прошептала она в ответ.
Он чуть приподнялся и обнял ее рукой за талию.
— А если поточнее? Актеры бывают разные. И хорошие, и плохие.
Лаури рассмеялась:
— Не беспокойтесь, вы отличный актер. Лучше и не бывает.
— Да ну? Как вы думаете, гожусь я на роль романтического героя, а, миссис продюсер? Может, посмотрите меня? Мне бы этот просмотр доставил истинное наслаждение.
Говоря это, Дрейк потянул за поясок ее халата и тот развязался.
— Вот видите, я уже вхожу в образ.
Рука его скользнула под халат и накрыла ее грудь.
— Единственное, что мне сейчас нужно, так это хороший партнер, — добавил он и прижался к ее зовущим губам.
Последовал долгий страстный поцелуй. Одной рукой Дрейк продолжал ласкать ее грудь, а другой зарылся в ее густые каштановые волосы. Обняв его за голые плечи, Лаури ласково провела рукой по груди, нежно касаясь каждой выпуклости, пока не добралась до пояса.
Наконец он оторвался от ее рта:
— Надеюсь, под этим одеянием, кроме вас, ничего больше не обнаружится?
Приспустив халат с плеч, он коснулся губами ароматной кожи.
— Когда вы такая теплая, мягкая и спокойная, в вас появляется что-то материнское, а это мне так необходимо.
Губы его скользнули по ее шее, добрались до груди.
— Накорми меня, Лаури, — хрипло прошептал он.
Его губы сомкнулись вокруг нежного розового бутона, и Лаури, дрожа от наслаждения, изогнулась. Его язык творил с ней чудеса, и она, не выдержав этой сладкой пытки, тихонько застонала, а он все ласкал ее сосок нежно, ласково, неторопливо.
Прижавшись щекой к его волосам, Лаури легко и одновременно жадно провела рукой по его груди, животу. Наконец робко коснулась ремня на джинсах. Дрейк, ткнувшись лицом в глубокую ложбинку на груди, срывающимся, приглушенным голосом прошептал:
— О Боже! Ну пожалуйста, Лаури! Умоляю!
Она расстегнула «молнию»…
Дверной звонок прозвучал, как колокол, заглушая ее прерывистое дыхание, доносящуюся музыку, шипение и потрескивание дров в камине.
Дрейк яростно выругался и с трудом сел.
— Кто это, черт подери?
— Может, уйдут… — с надеждой в голосе сказала Лаури.
Звонок прозвучал снова, давая понять, что, кто бы там ни был за дверью, сдаваться он не собирается. Дрейк чертыхнулся, с трудом встал и направился к входной двери. Лаури ничего не было видно из-за его спины. Она хотела сказать, чтобы он надел свитер, но не успела — он уже открывал дверь.
— Ой! Вы здесь? Вот уж кого не ожидали! — раздался знакомый голос.
Лаури с дивана как ветром сдуло. Ноги так дрожали, что она едва не грохнулась на пол. Трясущимися пальцами попыталась она привести себя в божеский вид, завязать пояс. Однако ей это плохо удавалось.
— О Боже! — тихонько простонала она, едва не заплакав от отчаяния.
— Кто… — начал было Дрейк, но договорить ему не дали.
— Я Реверенд Эндрю Перриш, отец Лаури. Она здесь?
Глава девятая
— О, добрый вечер, — услышала Лаури голос Дрейка. — Я…
— Мы знаем, кто вы, молодой человек. Лаури нам о вас все рассказала. Мама уже соседям все уши прожужжала, что ее дочка работает у Дрейка Слоуна.
— Ах, я просто поверить не могу, что вижу вас вот так, воочию! Соседки, когда я им об этом скажу…
— Мама, прошу тебя, — перебил ее отец. — Ты же видишь, что молодой человек стоит на холоде раздетый. Можно нам войти, мистер Сл… то есть мистер Ривингтон?
Лаури, как сквозь сон, слушала этот разговор. Ноги словно приросли к полу. Единственным ее желанием было убежать на второй этаж и спрятаться, но проскочить так, чтобы родители ее не заметили, не могла.
«Зачем они сюда приехали? — лихорадочно думала она. — Наверняка подумают… Господи, что же делать?»
Лаури наспех запахнула халат, кое-как пригладила растрепанные волосы. На большее времени у нее не хватило — Дрейк ввел родителей в комнату.
— Мамочка! Папочка! — фальшивым голосом воскликнула она и бросилась к ним навстречу.
Понимала — действовать нужно понаглее, иначе так и будут считать, что она и в самом деле в чем-то провинилась.
— Лаури, девочка моя! Ну как ты?
Элис Перриш крепко обняла дочь, и Лаури вдруг с ужасом поняла: мать почувствовала, что у нее под халатом ничего нет. Глянула на Дрейка поверх материнского плеча — тот лишь беспомощно пожал плечами. Он и сам выглядел не самым лучшим образом — лицо бледное, волосы растрепанные. Мало того, джинсы не застегнуты и то, что он возбужден, видно невооруженным глазом.
«Только этого не хватало!» — чуть не плача подумала Лаури.
Мать поцеловала ее в губы, которые все еще горели от поцелуев Дрейка. «Интересно, чувствует ли она это?» — подумала Лаури. Потом настала очередь отца обниматься и целоваться.