— И нам, вероятно, сначала надо дезактивировать все вооруженные тележки, — добавил Даль.
— Да, да, — раздраженно отмахнулся Керенский. — Но сначала я его оглушу.
— Хороший план, — сказал Даль.
— Мы сразу за вами, — добавил Финн.
Керенский кивнул, взял оружие на изготовку и выпрыгнул в коридор с криком «Джер Уэстон!» Последовал обмен выстрелами, каждый взрыв гулко отдавался. С потолка коридора обрушился поток искр — импульсный разряд срикошетил от воздуховода, который рухнул на Керенского и придавил его. Тот застонал и потерял сознание.
— Толку от него совершенно никакого, — заметил Финн.
— И что ты хочешь делать дальше? — спросил Даль.
— У меня есть план, — сказал Финн. — Пошли.
Он выпрямился и пошел вперед с ипульсником за спиной. Даль последовал за ним.
Через несколько шагов коридор изогнулся, и показался Джер Уэстон, стоящий посреди погрузочного центра с ипульсником в руке и явно размышляющий, убивать Керенского или нет.
— Привет, Джер, — сказал Финн, выходя к нему. — Это я, Финн.
Уэстон прищурился:
— Финн? Тут? Серьезно? — Он ухмыльнулся. — Боже, чувак! Какие, вообще, шансы у такого?
— Да знаю я! — сказал Финн и выстрелил в Уэстона парализующим лучом. Уэстон вырубился.
— Это и был твой план? — через секунду спросил Даль. — Понадеяться на то, что он тебя узнает и не выстрелит сразу?
— В ретроспективе, конечно, у плана были определенные проблемы с организационными вопросами, — признал Финн. — Но, с другой стороны, он сработал. Победителей не судят.
— Еще как судят! — возразил Даль. — Когда победа основана на дурости.
— В любом случае, это доказывает мою точку зрения, — сказал Финн. — Если бы мне было суждено умереть на этом задании, это, вероятно, должно было бы произойти сейчас? Во время противостояния своему бывшему товарищу? Но я жив, а он парализован и в плену. Вот тебе и «Сюжет», вот тебе и «смерть в драматический момент». Надеюсь, ты это себе зарубишь на носу.
— Ладно, — сказал Даль. — Может, я просто себя накрутил. Но в бой я с тобой все равно больше не пойду.
— Возможно, мудрое решение, — согласился Финн и покосился на маленький компьютер грузового центра, который Уэстон, вероятно, использовал, чтобы контролировать тележки. — Давай, ты отключишь тележки-убийцы, а я выясню, как нам вытащить отсюда Джера.
— Возьми тележку, — посоветовал Даль, направляясь к компьютеру.
— Идея, — согласился Финн.
Даль отключил тележки по всему кораблю и услышал стон оттуда, где лежал Керенский. — Похоже, кое-кто очнулся, — сказал он Финну.
— Я тут пытаюсь скрутить Джера, как индейку, — ответил Финн. — Будь добр, сам там разберись.
Даль подошел к все еще придавленному воздухопроводом Керенскому.
— Доброе утро, сэр, — сказал он.
— Я его снял? — спросил Керенский.
— Поздравляем, сэр, — сказал Даль. — Ваш план сработал безупречно.
— Отлично! — прохрипел Керенский — наваленные на него обломки сдавливали ему легкие. — Не помочь ли вам справиться с воздухопроводом, сэр? — спросил Даль.
— Будьте добры, — просипел Керенский.
— В личном деле Уэста не ничего, что указывало бы на причины симпатии к календрианским повстанцам, — сказала Сандра Буллингтон, капитан «Нанта». — Я запросила по гиперволне отчет из Разведывательного Бюро Вэ-Эс. Уэстон не религиозен и аполитичен. Он даже не голосует.
Буллингтон, Абернати, К'инг, Финн и Даль стояли напротив окна камеры на гауптвахте, в которой сидел Уэстон. Он был усажен в парализующее кресло, которое было единственным предметом мебели в комнате. Он выглядел квелым, но улыбался. Керенский лежал в лазарете со сломанными ребрами.
— Что насчет его семьи и друзей? — спросил К'инг.
— Тоже ничего, — ответила Буллингтон. — Он родом из методистов с другого края Вэ-Эс. Никто из тех, кто был как-либо с ним связан, не имеет никакого отношения к Календрии и ее религиозным или политическим трудностям.
Абернати посмотрел на Уэстона сквозь стекло:
— Он сам-то объяснял, в чем дело?
— Нет, — ответила Буллингтон. — Этот сукин сын убил восемнадцать членов экипажа и не говорит, почему. Ссылается на право не свидетельствовать против самого себя. Но он утверждает, что готов во всем признаться при одном условии.
— Каком? — спросил Абернати.
— Что признается лично вам, — ответила Буллингтон.
— Почему именно мне? — спросил Абернати.
Буллингтон пожала плечами:
— Он не говорит. Я бы предположила, что причина в том, что вы — капитан флагмана флота и ваши подвиги широко известны по Союзу. Возможно, он просто хочет представиться знаменитости.