— Когда ты так формулируешь, кажется, что оно того не стоило, — сказала Дюваль.
— Я не против размозжить себе череп об унитаз, — сказал Хестер. — Только лет этак в сто двадцать.
— На твой сто двадцатый день рождения приду с воском и натру пол, — пообещала Дюваль.
— Жду не дождусь, — ответил Хестер.
— Энди? С тобой все в порядке? — спросил Хансон.
— Я в норме, — улыбнулся Даль. — Извините. Просто задумался. Каково это — быть вымышленным, и все такое.
— Мы же это проехали, — сказал Хестер. — Из-за чего вся свистопляска-то была.
— Верно, — сказал Даль. — Я знаю.
Дюваль глянула на телефон.
— Елки, я опаздываю, — проворчала она. — Мне надо новичка встретить.
— О, тяготы повышения по службе, — сказал Хестер.
— Еще какие! — Дюваль поднялась.
— Я тебя провожу, — сказал Хестер. — Изольешь мне свои печали.
— Отлично, — согласилась Дюваль, и они ушли.
Хансон повернулся обратно к Далю.
— Все еще думаешь о своей вымышленности? — спросил он через минуту.
— Типа того, — ответил Даль. — На самом деле я думал о тебе, Джимми.
— Обо мне? — удивился Хансон.
— Ага, — сказал Даль. — Потому что пока я отходил от нашего последнего приключения, меня кое-что в тебе поразило. Ты не вписываешься.
— Это интересно, — протянул Хансон. — И почему же?
— Подумай, — произнес Даль. — Подумай о нас пятерых, встретившихся в тот первый день, в день, когда мы присоединились к экипажу «Бесстрашного». Каждый из нас оказался критично важным в каком-то смысле. Хестер, у которого, вроде бы, не было цели, оказался ключом ко всему. У Дюваль была медицинская подготовка, и она подобралась к Керенскому, что нам пригодилось, когда пришло время, и она втянула его в наш отряд. У Финна были средства и информация, в которых мы нуждались, и его потеря заставила нас начать действовать. Дженкинс рассказал нам о том, что происходит, и о способах, которыми мы можем что-то изменить.
— А как насчет тебя? — спросил Хансон. — Ты-то как вписываешься?
— Ну, над этим пришлось поломать голову, — сказал Даль. — Я задался вопросом, что я вношу в наш отряд. Я подумал, что, наверное, я просто человек с планом — парень, который выдвигает основные идеи, с которыми все соглашаются. Логистика. Но потом я начал думать о Керенском, и о его месте в сериале.
— Он парень, которому достается, чтобы показать, что главным героям тоже может достаться, — сказал Хансон.
— Верно, — согласился Даль.
— Но ты не можешь быть Керенским, — сказал Хансон. — У нас есть такой Керенский. Это Керенский.
— Дело не в том, что ему постоянно достается, — сказал Даль. — А в том, что он не умирает.
— Что-то я за тобой не успеваю, — сказал Хансон.
— Джимми, сколько раз я должен был погибнуть с тех пор, как попал на «Бесстрашный»? — спросил Даль. — Я насчитал, по крайней мере, три. Первый — когда на меня напали в колонии на Эскридже, где погибли Кассавэй и Мбеке. Затем — на «Нанте», в помещении для допроса с Финном и капитаном Абернати. И потом, на палубе шесть, когда мы вернулись на «Бесстрашный» с Хестером. Трижды я должен был бы умереть, никаких «но» и «если». Я должен быть мертв, три раза подряд. Но я жив. Я получаю ранения. Очень серьезные ранения. Но я не умираю. Вот как я догадался. Я — главный герой.
— Но ты же статист, — сказал Хансон. — Как мы все. Дженкинс же сказал. И Чарльз Паулсон сказал. Даже актер, игравший тебя, так сказал.
— Я статист в сериале, — сказал Даль. — Но я главный герой где-то еще.
— Где? — спросил Хансон.
— А вот это ты должен мне ответить, Джимми, — произнес Даль.
— Что? — спросил Хансон. — Ты о чем вообще?
— Как я сказал — ты не вписываешься, — сказал Даль. — Все остальные были необходимы по сюжету. Все, кроме тебя, Джимми. Ты просто болтался рядом, Джимми. У тебя была предыстория, но она так никогда и не оказалась важной. Ты делал какие-то полезные вещи — находил факты про сериал, и рассказывал про людей, и время от времени напоминал, что нужно сделать. Ровно столько, чтобы казалось, что у тебя есть своя роль. Но чем больше я об этом думаю, тем сильнее понимаю, что ты не вписываешься в общую картину, как все мы.
— Это жизнь, Энди, — ответил Хансон. — Сплошной бардак. Мы все не вписываемся как следует.
— Нет, — ответил Даль. — Вписываемся. Все, кроме тебя. Ты вписываешься при одном-единственном условии — ты еще не сделал то, что тебе предназначено сделать. Только если тут происходит что-то еще. Мы все должны думать, что мы настоящие люди, выяснившие, что они — статисты в сериале. Но я знаю, что это не объясняет меня. Я должен был бы давно погибнуть, как Керенский или любой другой главный герой сериала, которые живы только потому, что вселенная им подыгрывает. Мне она подыгрывает тоже.