Круть верть хлоп стук щелк стоп — и весь твой мир сжался до того, что ты мог видеть из разбитого шлема, преимущественно на мостовой. У тебя было две мысли в этот момент — во-первых, наблюдение, что ты, должно быть, в шоке, потому что совсем не чувствуешь боли, и, во-вторых, закрадывающееся подозрение, что, судя по тому, как вывернута шея, ты приземлился так, что твои ноги подогнулись, а задница торчит прямо в небеса. Тот факт, что твой мозг был больше озабочен положением задницы, чем тем, что ничего не чувствует, только служил подтверждением теории шока.
Потом ты услышал голос, кричащий на тебя. Это был водитель БМВ, взбешенный состоянием крыла своей машины. Ты попытался бросить на него взгляд, но, не в силах повернуть голову, ты смог только бросить взгляд на его туфли. Они были из этакой целеустремленной, озабоченной статусом черной кожи, которая сообщила тебе, что этот парень, должно быть, занят в индустрии развлечений. Хотя, правды ради, это тебе сообщила не только пара туфель; еще, конечно, дело было в том, что этот козел вылетел на красный в своем БМВ, потому что орал по телефону, а сейчас слетел с предохранителя от ярости из-за того, что ты имел наглость поцарапать его машину.
Ты успел мимоходом задуматься, знаком ли он с твоим отцом, но тут, наконец, травмы взяли верх и все расплылось — вопли агента, или законника, или кто он там был, стали тише и превратились в невнятное бормотание, которое становилось все более и более мягким и успокаивающим.
Вот какова была твоя автокатастрофа во всех ныне кажущихся тебе совершенно ужасающими деталях. Ты помнишь ее так же ясно, как эпизод из какого-нибудь сериала твоего отца, сохраненный в высоком разрешении на блю-рей диск. С этой точки зрения ты уже даже добавил дополнительную звуковую дорожку с комментарием, при прокручивании воспоминаний в голове добавляя замечания насчет свого мотоцикла, БМВ, водителя (который, как выяснилось, оказался юристом в сфере развлечений, и кому присудили две недели ареста и триста часов общественных работ за его третье нарушение закона штата Калифорния, запрещающего разговаривать по сотовому за рулем) и твоего краткого полета по дуге с байка на мостовую. Невозможно было бы запомнить все это более четко.
Чего ты не можешь вспомнить — так это того, что было после, и того, как ты очнулся на своей кровати, полностью одетым, без малейшей царапины, несколько недель спустя.
Это начинает тебя беспокоить.
— У тебя амнезия, — сказал твой отец, когда ты в первый раз заговорил с ним об этом. — Такое бывает после несчастных случаев. Когда мне было семь, я попал в ДТП, и ничего о нем не помню. Только что я был в машине, ожидая встречи с твоей прабабушкой — и вот я на больничной койке в гипсе и надо мной стоит мать с галлоном мороженого.
— Ты очнулся на следующий день, — сказал ты отцу. — С моего ДТП прошли недели. А очнулся я всего пару дней назад.
— Это не так, — сказал отец. — Ты очнулся раньше. Ты был в сознании, говорил, поддерживал разговор. Ты просто не помнишь.
— Вот именно, — сказал ты. — Это не вырубиться при ДТП. Это значит потерять память несколько недель спустя.
— Ты ведь приземлился прямо на голову, — сказал твой отец. — Ты приземлился на голову на скорости 45 миль в час. Даже в самом лучшем случае, как у тебя, такое не обходится без последствий, Мэтью. Меня не удивляет, что ты не можешь досчитаться каких-то воспоминаний.
— Не каких-то, пап, — сказал ты. — Всех. Все между ДТП и моментом, когда я прихожу в себя, а надо мной стоишь ты, и мама, и Кэндис, и Ренни.
— Я же объяснил, ты упал в обморок, — сказал твой отец. — Мы забеспокоились.
— Итак, я упал в обморок, и очнулся без малейшего воспоминания о последних нескольких неделях, — сказал ты. — Ну, ты понимаешь, почему меня это беспокоит.
— Хочешь, запишу тебя на МРТ? — предлагает папа. — Я могу. Пусть доктора посмотрят, нет ли дополнительных признаков черепно-мозговой травмы.
— Я думаю, это было бы разумно, правда? — сказал ты. — Слушай, пап, я не хочу совсем параноиком, но меня беспокоит, что я несколько недель жизни потерял. Я хочу убедиться, что такого не случится снова. Неуютно просыпаться и обнаруживать дырищу в памяти.
— Нет, Мэтт, я понимаю, — сказал папа. — Я скажу Бренде, пусть запишет на самое ближайшее время. Пойдет?