– Нет, я…
– Это приказ! – Эдвард схватил его за плечо. Гюдбранн попытался было вырваться, но командир держал его крепко.
Гюдбранн заговорил высоким, дрожащим от волнения голосом:
– А вдруг он ранен?! А вдруг он просто застрял в колючей проволоке?!
Эдвард похлопал его по плечу.
– Скоро рассвет, – сказал он. – Тогда мы все и узнаем.
Он взглянул на других солдат, в молчании наблюдавших за происходящим. Парни снова начали переминаться с ноги на ногу и бормотать что-то друг другу. Гюдбранн видел, как Эдвард подошел к Халлгриму Дале и что-то прошептал ему на ухо. Дале выслушал его и исподлобья покосился на Гюдбранна. Гюдбранн прекрасно понимал, что это значило. Приказание не спускать с него глаз. Как-то прошел слух, что они с Даниелем больше, чем просто хорошие друзья. И этим нельзя было гордиться. Мускен тогда прямо спросил их: правда ли, что они решили дезертировать вместе? Конечно, они сказали «нет», а вот теперь Мускен решил, что Даниель воспользовался возможностью улизнуть! А теперь по плану Гюдбранн пойдет «искать» товарища, и они перейдут на ту сторону вместе. Гюдбранна разбирал смех. Разумеется, приятно было бы окунуться в далекие мечты о еде, тепле и женщинах – о чем вещал над золотистым полем боя льстивый голос из русских громкоговорителей. Но верить в это?
– Могу поспорить, что он не вернется, – заявил Синдре. – На три суточных пайка, ну как?
Гюдбранн вытянул руки по швам, проверяя, на месте ли штык.
– Nicht schissen, bitte![8]
Гюдбранн обернулся – с бруствера ему улыбался человек в русской солдатской ушанке, его лицо было перепачкано кровью. Потом этот человек с легкостью лыжника перемахнул через бруствер и приземлился на лед окопа.
– Даниель! – закричал Гюдбранн.
– Хей! – сказал Даниель и приподнял ушанку. – Добрий ветшер!
Остальные стояли как обмороженные и смотрели на них.
– Слушай, Эдвард, – громко сказал Даниель. – Тебе бы не мешало поработать над нашими голландцами. У них там между караулами метров пятьдесят, не меньше.
Эдвард, как и остальные, стоял молча как зачарованный.
– Ты похоронил русского, Даниель? – Лицо Гюдбранна горело от волнения.
– Похоронил его? – переспросил Даниель. – Да я даже прочел молитву и спел за упокой. А вы разве не слышали? Я уверен, было слышно аж на той стороне.
С этими словами он запрыгнул на бруствер, сел, поднял руки в небо и запел глубоким, задушевным голосом:
– Велик Господь…
Тут все расхохотались, Даниель и сам смеялся до слез.
– Ты дьявол, Даниель! – сказал Дале.
– Нет, теперь я не Даниель. Зовите меня… – Даниель снял русскую ушанку и прочитал на обратной стороне подкладки, – …Урией. Черт, он тоже умел писать. Да, да, хотя он был и большевик. – Он снова спрыгнул с бруствера и посмотрел на товарищей. – Надеюсь, никто не против обычного еврейского имени?
На какую-то секунду воцарилась тишина, потом все утонуло в хохоте. Друзья стали наперебой хлопать Урию по спине.
Эпизод 10
Окрестности Ленинграда, 31 декабря 1942 года
На пулеметной позиции было холодно. Гюдбранн надел на себя все, что было из одежды, и все равно стучал зубами и не чувствовал пальцев рук и ног. Больше всего мерзли ноги. Он накрутил новые портянки, но это не слишком помогало.
Он пристально смотрел в пустоту. В этот вечер «Ивана» что-то не было слышно. Может, он справляет Новый год? Может, ест что-то вкусное. Баранину с капустой. Или сосиски. Гюдбранн, конечно, знал, что у русских нет мяса, но никак не мог избавиться от мыслей о еде. У них у самих не было ничего, кроме всегдашнего хлеба и чечевичной похлебки. Хлеб уже давно покрылся плесенью, но они к этому привыкли. А когда он так проплесневел, что стал разваливаться на куски, они стали кидать эти куски в похлебку.
– Все равно на Рождество нам дали сосиски, – сказал Гюдбранн.
– Тссс! – шикнул Даниель.
– Сегодня там никого нет, Даниель. Они сидят и едят котлеты из оленины. С брусникой и таким жирным, сочным соусом. И картошкой.
– Не заводи снова свою шарманку про еду. Сиди тихо и смотри, если ты что-нибудь видишь.
– Но я ничего не вижу, Даниель. Ничего.
Они вместе присели и вжали головы в плечи. На Даниеле была та самая русская ушанка. Стальной шлем с эмблемой войск СС лежал рядом. И Гюдбранн знал зачем. Шлем имел такую форму, что под его края постоянно залетал леденящий снег, к тому же с жутким свистом, который был особенно невыносим во время дежурства.
– Что у тебя с глазами? – спросил Даниель.
– Ничего. Я просто иногда плохо вижу в темноте.
– И все?
– И не различаю некоторые цвета.