Едва Гюдбранн почувствовал, что из открытой двери тянет холодом, он повернул голову и оцепенел, увидев у входа черный силуэт. Неужели он все еще спит? Силуэт шагнул внутрь, но было слишком темно, и Гюдбранн не мог разглядеть, кто это.
Вдруг фигура остановилась.
– Ты не спишь, Гюдбранн? – Голос был громкий и отчетливый. Говорил Эдвард Мускен. С соседних коек послышалось недовольное бормотание. Эдвард подошел вплотную к постели Гюдбранна. – Поднимайся, – сказал он.
Гюдбранн вздохнул:
– У тебя там ошибка в графике. Я только отдежурил. Сейчас должен Дале…
– Его вернули.
– Чего?
– Дале только что пришел и разбудил меня. Даниеля вернули.
– Что ты такое говоришь?
Гюдбранн видел в темноте только белесое дыхание Эдварда. Он свесил ноги с кровати и достал сапоги из-под одеяла. Он обычно клал их туда, когда спал, чтобы мокрые подошвы не обледенели. Надев куртку, которой укрывался поверх тонкого шерстяного одеяла, он встал и вышел вслед за Эдвардом. Звезды подмигивали им с высоты, но на востоке ночное небо начинало светлеть. Если не считать доносившихся откуда-то всхлипываний, вокруг было очень тихо.
– Голландские новобранцы, – объяснил Эдвард. – Только вчера прибыли, а сейчас вернулись со своей первой вылазки на ничейную полосу.
Дале стоял посреди окопа в какой-то странной позе: голова – набок, руки – растопырены. Шарф он повязал под подбородком, а исхудалое лицо и полуприкрытые, запавшие глаза делали его похожим на бездомного бродягу.
– Дале! – крикнул Эдвард. Тот очнулся. – Покажи-ка нам.
Дале шел впереди. Гюдбранн почувствовал, что сердце застучало быстрее. Мороз кусал щеки, но не мог заморозить то горячее, какое-то нереальное ощущение, оставшееся от сна. Траншея была настолько узкой, что приходилось идти друг за другом, и он чувствовал на своей спине взгляд Эдварда.
– Тут, – показал Дале.
Ветер хрипло завывал под шлемом. На ящиках с боеприпасами лежал мертвец. Руки и ноги торчали в разные стороны. Снег, который намело в окоп, белым одеялом лежал на униформе. Вокруг головы был повязан мешок.
– Дьявольщина просто. – Дале тряхнул головой и начал переминаться с ноги на ногу.
Эдвард молчал. Гюдбранн знал, что он ждет, что скажет он, Гюдбранн.
– Почему похоронщики не унесли его? – спросил наконец Гюдбранн.
– Они его унесли, – сказал Эдвард. – Они приходили вчера вечером.
– А зачем тогда они принесли его обратно? – Гюдбранн заметил, что Эдвард пристально смотрит на него.
– В штабе никто не приказывал приносить его обратно.
– Может быть, недоразумение? – спросил Гюдбранн.
– Может быть. – Эдвард достал из кармана тонкую недокуренную сигарету, отвернулся от ветра и осторожно зажег ее. Сделав пару затяжек, он послал ее по кругу и продолжал: – Те, кто уносил его, утверждают, что его положили в братскую могилу на участке «Север».
– Раз так, его должны были закопать?
Эдвард покачал головой:
– Их не закапывают сразу, их сначала сжигают. А сжигают днем, чтобы ночью русские не увидели огонь. К тому же ночью эти новые братские могилы открыты и не охраняются. Кто-то, верно, вытащил оттуда Даниеля ночью.
– Дьявольщина просто, – повторил Дале, взял сигарету и жадно затянулся.
– Так, значит, они сжигают трупы? – спросил Гюдбранн. – Зачем, в такой холод?
– Я знаю, – сказал Дале. – Из-за мерзлоты. Когда весной температура резко повышается, земля оттаивает и мертвецы вылезают из земли. – Он нехотя отдал сигарету. – Прошлой зимой мы похоронили Форпенеса прямо за линией обороны. А весной снова наткнулись на него. А может, лисы выкопали. Вот так вот.
– Вопрос-то не в этом, – сказал Эдвард. – Как Даниель попал сюда?
Гюдбранн пожал плечами.
– В прошлый раз дозор нес ты, Гюдбранн. – Эдвард закрыл один глаз, а другим, своим циклоповым глазом, уставился на него. Гюдбранн глубоко затянулся, медля с ответом. Дале закашлялся.
– Я четыре раза проходил мимо этого места, – ответил Гюдбранн, отдавая сигарету. – Но его тогда здесь еще не было.
– Эти следы идут поверх последних следов сапог. А ты говоришь, что проходил мимо этого места четыре раза…
– Какого черта, Эдвард! Ты и сам видишь, что Даниель лежит там! – оборвал его Гюдбранн. – Разумеется, кто-то приволок его сюда, и, скорее всего, на салазках. Но если ты послушаешь, что я тебе говорю, то поймешь, что этот кто-то притащился сюда уже после того, как я был здесь в последний раз.