— Его вернули.
— Чего?
— Дале только что пришел и разбудил меня. Даниеля вернули.
— Что ты такое говоришь?
Гюдбранн видел в темноте только белесое дыхание Эдварда. Он свесил ноги с кровати и достал сапоги из-под одеяла. Он обычно клал их туда, когда спал, чтобы мокрые подошвы не обледенели. Надев куртку, которой укрывался поверх тонкого шерстяного одеяла, он встал и вышел вслед за Эдвардом. Звезды подмигивали им с высоты, но на востоке ночное небо начинало светлеть. Если не считать доносившихся откуда-то всхлипываний, вокруг было очень тихо.
— Голландские новобранцы, — объяснил Эдвард. — Только вчера прибыли, а сейчас вернулись со своей первой вылазки на ничейную полосу.
Дале стоял посреди окопа в какой-то странной позе: голова — набок, руки — растопырены. Шарф он повязал под подбородком, а исхудалое лицо и полуприкрытые, запавшие глаза делали его похожим на бездомного бродягу.
— Дале! — крикнул Эдвард. Тот очнулся. — Покажи-ка нам.
Дале шел впереди. Гюдбранн почувствовал, что сердце застучало быстрее. Мороз кусал щеки, но не мог заморозить то горячее, какое-то нереальное ощущение, оставшееся от сна. Траншея была настолько узкой, что приходилось идти друг за другом, и он чувствовал на своей спине взгляд Эдварда.
— Тут, — показал Дале.
Ветер хрипло завывал под шлемом. На ящиках с боеприпасами лежал мертвец. Руки и ноги торчали в разные стороны. Снег, который намело в окоп, белым одеялом лежал на униформе. Вокруг головы был повязан мешок.
— Дьявольщина просто. — Дале тряхнул головой и начал переминаться с ноги на ногу.
Эдвард молчал. Гюдбранн знал, что он ждет, что скажет он, Гюдбранн.
— Почему похоронщики не унесли его? — спросил наконец Гюдбранн.
— Они его унесли, — сказал Эдвард. — Они приходили вчера вечером.
— А зачем тогда они принесли его обратно? — Гюдбранн заметил, что Эдвард пристально смотрит на него.
— В штабе никто не приказывал приносить его обратно.
— Может быть, недоразумение? — спросил Гюдбранн.
— Может быть. — Эдвард достал из кармана тонкую недокуренную сигарету, отвернулся от ветра и осторожно зажег ее. Сделав пару затяжек, он послал ее по кругу и продолжал: — Те, кто уносил его, утверждают, что его положили в братскую могилу на участке «Север».
— Раз так, его должны были закопать?
Эдвард покачал головой:
— Их не закапывают сразу, их сначала сжигают. А сжигают днем, чтобы ночью русские не увидели огонь. К тому же ночью эти новые братские могилы открыты и не охраняются. Кто-то, верно, вытащил оттуда Даниеля ночью.
— Дьявольщина просто, — повторил Дале, взял сигарету и жадно затянулся.
— Так, значит, они сжигают трупы? — спросил Гюдбранн. — Зачем, в такой холод?
— Я знаю, — сказал Дале. — Из-за мерзлоты. Когда весной температура резко повышается, земля оттаивает и мертвецы вылезают из земли. — Он нехотя отдал сигарету. — Прошлой зимой мы похоронили Форпенеса прямо за линией обороны. А весной снова наткнулись на него. А может, лисы выкопали. Вот так вот.
— Вопрос-то не в этом, — сказал Эдвард. — Как Даниель попал сюда?
Гюдбранн пожал плечами.
— В прошлый раз дозор нес ты, Гюдбранн. — Эдвард закрыл один глаз, а другим, своим циклоповым глазом, уставился на него. Гюдбранн глубоко затянулся, медля с ответом. Дале закашлялся.
— Я четыре раза проходил мимо этого места, — ответил Гюдбранн, отдавая сигарету. — Но его тогда здесь еще не было.
— Эти следы идут поверх последних следов сапог. А ты говоришь, что проходил мимо этого места четыре раза…
— Какого черта, Эдвард! Ты и сам видишь, что Даниель лежит там! — оборвал его Гюдбранн. — Разумеется, кто-то приволок его сюда, и, скорее всего, на салазках. Но если ты послушаешь, что я тебе говорю, то поймешь, что этот кто-то притащился сюда уже после того, как я был здесь в последний раз.
Эдвард ничего не ответил, вместо этого он с явным раздражением выдернул оставшийся окурок сигареты из поджатых губ Дале и с сожалением посмотрел на мокрые отметины на папиросной бумаге. Дале снял с языка приставший табак и исподлобья посмотрел на него.
— Ну скажи мне ради бога, для чего мне делать что-нибудь подобное? — спросил Гюдбранн. — И как бы я умудрился утащить труп с участка «Север» и притащить его сюда, да еще так, чтоб меня не заметили караульные?
— Ты мог идти через ничейную полосу.
Гюдбранн скептически покачал головой:
— Эдвард, ты думаешь, я больной? На кой мне труп Даниеля?
Эдвард еще два раза затянулся сигаретой, бросил окурок на землю и наступил на него сапогом. Он делал так всегда, хотя не знал зачем, — просто видеть не мог догорающие окурки. Снег заскрипел, будто застонал, когда Мускен поворачивал пятку.
— Нет, я не думаю, что ты приволок Даниеля сюда, — сказал Эдвард. — Потому что я не думаю, что это Даниель.
При этих словах Дале и Гюдбранн вздрогнули.
— Ну конечно, это Даниель, — сказал Гюдбранн.
— Или кто-то с таким же телосложением, — сказал Эдвард. — И такими же нашивками на форме.
— Мешок… — начал Дале.
— Ага, значит, ты видишь, что это не тот мешок, да? — с издевкой спросил Эдвард, но посмотрел при этом на Гюдбранна.
— Это Даниель. — Гюдбранн сглотнул. — Я узнал его сапоги.
— И ты предлагаешь нам попросить похоронную команду просто взять и снова унести его? — спросил Эдвард. — Даже не рассмотрев его поближе. На это ты и рассчитывал, не так ли?
— Иди ты к черту, Эдвард!
— После этого случая я не уверен, кто из нас двоих к нему раньше отправится, Гюдбранн. Сними с него мешок, Дале.
Дале недоуменно уставился на товарищей, глядевших друг на друга, будто два быка.
— Ты слышал? — крикнул Эдвард. — Разрежь мешок!
— Я бы лучше не стал этого…
— Это приказ. Давай!
Дале продолжал колебаться, в нерешительности переводя взгляд с одного на другого. Потом он посмотрел на окоченевшую фигуру на ящиках с боеприпасами, пожал плечами, расстегнул камуфляжную куртку и сунул под нее руку.
— Погоди! — сказал Эдвард. — Попроси Гюдбранна одолжить тебе штык.
Теперь Дале окончательно растерялся. Он вопросительно посмотрел на Гюдбранна, но тот покачал головой.