Красные башмачки
Швабра
День начался, как обычно. Размеренные удары колокола заставили воспитанниц императорского театрального училища вздрогнуть и проснуться. Ни одна из девочек не позволила себе понежиться под одеялом хотя бы минуту - до прихода классной дамы нужно было успеть заправить постели.
- Опять ты ревела во сне, Швабра! Я до утра уснуть не могла! - сказала одна из воспитанниц,
Девочка с двумя торчащими черными косичками, самая худенькая, маленькая, чуть сутулая, оглянулась и вздрогнула, как будто снова услышала звон колокола. Она втянула голову в плечи, накинула полинялый халатик, и молча принялась взбивать подушку.
Потом были молитва и холодный душ. Тоненькое смуглое тельце Швабры опять вздрагивало, принимая удары ледяных струй. Стиснув зубы, она выдержала и это испытание, отвлекая себя мыслями о завтраке. На завтрак полагались мисочка гречневой каши, сваренной на воде, и - настоящее лакомство! - стакан подогретого молока.
Завтрак закончился гораздо быстрее, чем многим бы хотелось, и вот уже воспитанницы - окончательно проснувшиеся, аккуратно причесанные и одетые - вошли в танцевальный зал. Здесь их ждал наставник, поигрывающий неизменным смычком. Девочки любили его, потому что он никогда никого не ругал и ко всему относился с одинаковым безразличием. Иногда он играл на скрипке, аккомпанируя ученицам, но чаще всего смычок служил ему дирижерской палочкой.
- Первая позиция, - лениво цедил наставник, отмахивая такт смычком, - деми-плие... И раз... и два...
Ближе к полудню класс вели на второй завтрак. Швабра с наслаждением выпивала сладкий чай, а ванильный сухарик прятала в кармашек фартука. На прогулке старшие девочки на правах более сильных собирали дань с младших. Швабра не протестовала, но, стоя на гравийной дорожке, всякий раз горячо молилась, чтобы о ней забыли. Однако, такого никогда не происходило.
- Швабра! Что застыла? Давай сюда! - и Швабра покорно клала заветный сухарик на требовательно развернутую ладошку. Личико ее не меняло выражения, только глаза становились печальнее. Она тихонько отходила в сторону и повторяла движения, заученные на утреннем уроке, в то время, как остальные девочки играли в салки или прятки.
После обеда воспитанницы отправлялись на занятия по истории, письму и арифметике. Эти предметы включались в обязательную программу училища, но Швабра слушала учителя рассеянно и смотрела на доску с недоумением, словно пыталась понять - какое отношение цифры и буквы имеют к ее мечте. А она мечтала танцевать. Танцевать на настоящей сцене, перед переполненным залом, в присутствии императорской семьи, поражая всех красотой и легкостью движений. И карандаш ее вместо цифр выводил в тетради летящие силуэты балерин.
Общеобразовательные уроки сменяли новые занятия в танцевальном классе. Теперь вместо ленивого «и-раз...» было слышно четкое:
- Плечи расправить! Колени вывернуть! Рука идет плавно! Пальцы не оттопыривать!
Екатерина Оттовна никому не позволяла лениться, а за небрежное или неудачное исполнение заставляла повторять упражнения еще час. Она была суха, строга и никому не делала поблажки. Только при взгляде на Швабру взгляд ее несколько смягчался, она еле заметно кивала и иногда говорила:
- Мадемуазель Павлова! Анюта! Не морщи лоб, состаришься раньше времени!
Красные башмачки
Ололошку в театре не любили. Не любили все - артисты, администраторы, нотаторы, гардеробщицы и даже балетмейстер, отдававший ей предпочтение перед другими солистами и льстиво звавший по имени-отчеству - Ольга Сергеевна. Природа одарила ее всем с лихвой - высокомерием, талантом, красотой, удачливостью. Ни у кого не было такой отточенной техники и такой выразительности движений. Знаменитое фуэте в 32 оборота Ололошка крутила «на почтовой марке», задорно улыбаясь. Ее вызывали на «бис», и она, отдышавшись за кулисами, снова выпархивала на сцену и вертелась на «пятачке» с такой легкостью, словно ей это ничего не стоило.
- Слышали сказку про красные башмачки? - любила говорить Ололошка, снисходительно посматривая на соратников по пуантам и посмеиваясь. - Наденешь их - и начинаешь танцевать, и уже не можешь остановиться. Вот бы мне такие. Надела бы - и танцевала, танцевала, танцевала!..
Открытие очередного сезона традиционно начиналось с «Лебединого озера», где Ололошке, тоже традиционно, предстояло исполнять главные партии Одетты-Одиллии. На генеральной репетиции, в курилке (которой в театре, якобы, не существовало) танцовщицы кордебалета - изящные головки в черных паричках - собрались на совет. Самый растрепанный паричок, обладатель длинного носа, говорил взахлеб: