<p>
Кому принадлежала аббревиатура Бр?</p>
<p>
Всем. Никто, ни по какой причине в мире, не хотел отказываться от аббревиатуры Бр: ни Вальтер Алазия, ни Pcc, ни потом Ucc — все. Но хотя они говорили: «Мы — это что-то другое», политически новое, превосходящее старое Br, они ничего не нашли. Эпилог наступил через очень короткое время, организация была разгромлена. Организация, которая оставалась единой в течение двенадцати лет, в 81-м году превратилась в архипелаг.</p>
<p>
Это совпало с вашим арестом?</p>
<p>
Да, но мой арест не является причиной, хотя в какой-то степени он повлиял на это, отрицать это бесполезно. Старейшие из нас были продолжателями организации, мы были ее цементом.</p>
<p>
Так в чем же причина этого распада?</p>
<p>
Неуверенность в том, что делать, и притворство, что все продолжается как прежде. Последствия катастрофические. Много разговоров, но практика одна и та же, я даже не понимаю, в чем на самом деле заключаются две позиции, кроме слов. Пытаться реконструировать их — все равно что пытаться найти клубок хаоса. Я не раз слышал товарищей, которые соглашались с документом, но не с тем, что делали те, кто его написал; а то, что они делали, возбуждало других, которые, возможно, вообще не были согласны с документом.</p>
<p>
Вы настаиваете на том, что именно разрыв вызывает политическую диверсификацию, а не наоборот? Не парадоксально ли это?</p>
<p>
Нет. Разрыв порождает попытки его аргументировать. Позиции диверсифицируются, слово каждого отличается от слова другого, но отличается так же, как ручейки реки, которую вот-вот поглотит песок пустыни. Ни одно действие само по себе больше не посылает понятного сообщения, оно настолько бесплодно, что те, кто его совершает, вынуждены объяснять его с таким количеством рассуждений, что в конце концов теряешь рассудок. Это такой клубок. Фенци, который по профессии интеллектуал, пытался найти свой путь, я проводил его через этот лабиринт, но мы не могли найти нить.</p>
<p>
Вы узнали об акциях 1981 года только в тюрьме?</p>
<p>
Нет, я знал, что они готовились, за исключением похищения Сандруччи. Не было ни одной акции, о которой исполнительная власть не была бы проинформирована с момента ее начала; если не на стадии общего расследования, то уж точно когда шло оперативное расследование. В течение нескольких месяцев или нескольких дней проводилась операция. Так что я знал. Но когда меня арестовали, было обсуждение, разногласия по поводу их содержания. Дискуссия была, потому что, повторяю, за исключением Вальтера Алазии, Красные бригады все еще были едины.</p>
<p>
Кто будет составлять исполнительную власть после вашего ареста?</p>
<p>
Конечно, возможно, они кооптировали Саваста; мы были очень слабы, на грани. Расколы и разделения представляются как борьба титанов, но на самом деле это нервные срывы пигмеев. Я свиреп, но среди пигмеев я ставлю себя.</p>
<p>
Но с Партизанской партией есть разница, по крайней мере, со стороны она кажется заметной, даже в методе. Управление похищением Чирилло отличается от того, что вы всегда делали. Определенный экстремизм, определенная жестокость, не только словесная, — это не ваше.</p>
<p>
Я не хочу говорить о том, что произошло после моего ареста. Во-первых, я не знаю, о формировании судят не по словам в документах, а по тому, что оно делает, а чтобы знать, что оно делает и на что способно, нужно быть там. Меня там нет. Красные бригады больше не едины и не идут по тому пути, который, как мне казалось, я видел мельком, но они — мои товарищи. И мне не хочется говорить: ах, мы, Бр-док, были такими разными, мы бы не сделали этого, мы бы сделали то. Например, Партизанская партия: в этом языке, в этом абсолютном, декларативном, даже беспощадном субъективизме есть и то, что было присуще тюрьме. И это встречается с внешним Pg, я не знаю, каким образом, потому что в фазе разлома связи разделены, те, у кого уже есть связи, сохраняют их, а те, у кого их нет, пытаются их завоевать. Пока организация была единой, те, кто поддерживал отношения с сектором, потом объединяли их в централизованные структуры, где не все знали все. Когда мы распадаемся, Тюремный фронт, которым руководил Сензани, становится его секретным оружием в борьбе, которую я считаю безумной.</p>
<p>
В тюрьме также происходят ужасные вещи.</p>
<p>
Многие отклонения, которые происходят в тюрьме и за ее пределами, являются результатом потери политического компаса. Бредовый субъективизм берет верх. Следует помнить, что в те годы спецтюрьма была очень суровой, невыносимой. Когда снаружи все уже было кончено, Спадолини подарил нам три года статьи 90, приостановку даже самых элементарных прав заключенных. Любое злоупотребление властью стало легитимным, и ни один не был пощажен; ужасные условия, которые трудно даже перечислить. Пьяноса или Нуоро временами были еще хуже, чем Асинара, и длились гораздо дольше. Отчаяние столь же велико, как и беспомощность. Те, кому приходилось страдать, не всегда реагировали мудро. Например, были те, кто думал, что мы можем функционировать как антигосударство в стенах, в которых мы были заключены; несмотря ни на что, БР сохраняли определенную силу в тюрьме — они бы вершили правосудие, они бы очистили себя, поражая своих внутренних врагов, доносчиков, раскаявшихся. Это было вне всякой реальности, а когда вы выходите за пределы реальности, легко оказаться в аберрации даже с человеческой точки зрения. Поэтому были казни, которые даже нельзя назвать политическими злодеяниями. Однажды в тюрьме в течение трех месяцев обдумывали необходимость ликвидации маленького шпиона, мальчика, он даже не был политиком. Но мы с ума сошли, говорю я, что мы делаем, какой в этом смысл, он может быть доверенным лицом охранников, но когда его узнают, он безвреден, он бедный парень, мы сойдем с ума. Мы говорили об этом три месяца. Однажды утром его нашли задушенным. Я не знаю, кем. В тюрьме о таких вещах молчат. Но нужно крепко держаться, чтобы не быть втянутым в этот бред. Иногда даже мы не были застрахованы.</p>
<p>
Давайте попробуем понять, что произошло. Например, насколько Сензани с его Партизанской партией занимает важное место в вашей политической истории? Он — метеор. Весной 1981 года он похитил Чирилло, в августе провел кампанию на Печи и убил его брата, сняв видеопленку, в сентябре отделился от исполнительной власти, выдвинулся как Партизанская партия и был арестован 4 января. Даже года не прошло, если присмотреться.</p>
<p>
Да, не прошло и года, но он приехал, когда с БР уже было покончено. Это правда, однако, что они, он и Пг, приложили много своих сил, чтобы похоронить то, что осталось от нашего авторитета.</p>