– Были-были, у папы есть книга… – дочь виновато замолкает: у Эфраима-то отца нет. А вот ее папа любит ее больше всего на свете, хотя иногда это немножко раздражает. – А вот тебе анекдот: один скелет говорит другому: «Есть хочешь?» – «Сейчас, только грудную вилку возьму».
– И чего здесь смешного?
– Ну, грудная вилка – так ключицу называют.
– Детсадовский анекдот.
Это любимый мамин каламбур. Дочь же не виновата, что Эфраим не знает, что такое «грудная вилка».
– Хорош болтать, – он тянется ее поцеловать, но она уворачивается и кусает его за плечо, прямо через хлопковый рукав рубашки – сильно, как будто хочет до крови. Он сдергивает с нее трусики – очень быстро, почти профессионально. Ее джинсы уже валяются где-то в углу салона: может, на руле, а может, под передним сиденьем; джинсы и шляпа Эфраима тоже.
Она обхватывает ладонью его пенис, самую головку, поглаживает.
– Так не надо… – Эфраим переводит ее руку выше, к самому основанию. Вниз-вверх, вниз-вверх. – Вот так.
Он плюет на ладонь, смазывает пенис, вставляет в ее вагину. Двигается туда-сюда. Ничего себе так, но не то чтобы прямо здорово – не как про это обычно рассказывают, да еще голова все время бьется о ручку двери. Но дочь читала, что хороший секс получается не сразу: нужно время, чтобы научиться и чтобы понравилось, особенно если ты девочка. У Эфраима оргазм – он издает тот самый прерывистый стон, который поначалу казался ей странным, но потом она привыкла. Слава богу, голова больше не колотится о ручку – от облегчения дочь улыбается, и Эфраим отвечает ей тем же. Из нее вытекает липкое и белое – она вздрагивает.
Сначала Айвёр просилась на маяк, гостила там, когда ей разрешали, а после того, как научилась сама управляться с лодкой, – и когда не разрешали тоже. Дядя Бьяртур жалел оставшуюся без отца племянницу и потому позволял ей приходить, хоть она и донимала его вопросами. Видит бог, он стал смотрителем, потому что предпочитал одиночество, но малютке Айвёр, младшей дочери любимой сестры, его измочаленное сердце дозволяло взбегать по винтовой лестнице, копаться в сундуке, где хранились найденные после кораблекрушений обломки, и, стоя на цыпочках, в насквозь промокших одежках наблюдать за морем.
Жена
На дороге между городом и домом есть длинный, огибающий скалу участок: вверх, потом вниз, потом снова вверх.
На самом крутом повороте стоит ужасно хлипкое ограждение, и жена стискивает зубы.
Что, если совсем отпустить руки?
Машина спрыгнет на верхушки прибрежных сосен, заскользит вниз, оставляя за собой полосу изломанных веток, раз ударится о скалу, наберет скорость, пролетит мимо камней прямо в воду, рухнет на дно, на веки вечные и…
После поворота она разжимает зубы.
Почти дома.
Уже второй раз за неделю она это представила.
Сейчас выгрузит покупки, а потом пару минут посидит в одиночестве наверху. Не умрут, если чуточку посмотрят телевизор.
Зачем она купила фермерскую говядину? Мясо коровы, которую откармливали только травой. Лишние двенадцать долларов за килограмм.
Уже второй раз за неделю.
Говорят, если корова питалась травой, то жиры в мясе полезнее.
А может, все так делают. Может, все такое представляют. Ну, не дважды в неделю, но…
Маленькая зверушка с трудом ползет через дорогу. Вся черная.
Опоссум? Дикобраз? Хочет перебраться на ту сторону.
Может, даже нормально для здоровья такое представлять время от времени.
Они подъезжают ближе: зверушка черная, обожженная, как головешка.
И дрожит.
Ей уже не жить, но она все равно ползет.
Как она так обожглась? Кто ее обжег?
– Ты нас угробишь! – вопят с заднего сиденья.
– Не угроблю, – отвечает жена. Нога надежно лежит на педали тормоза. Пока нога на тормозе, они не разобьются.
Кто обжег зверушку?
Она дрожит, у нее судороги, ей уже не жить. Мех выгорел начисто. Шкура черная, обгорелая.
«Кто тебя сжег?»
Они подъезжают еще ближе: это черный пластиковый пакет.
Но перед глазами жены все стоит дрожащая обгоревшая зверушка, которой уже не жить, но которая все равно ползет через дорогу.
Вот они и дома: отстегнуть ремни, вытащить из кресел, поднять, отволочь, поставить.
Распаковать, убрать.
Открыть сырные косички.
Раздать сырные косички.
Посадить Бекс и Джона смотреть условно нормальный мультик.
Жена поднимается наверх, закрывает за собой дверь швейной. Скрестив ноги, садится на кровать. Неотрывно смотрит на обшарпанную белую стену.
Ее малыши визжат и хохочут. Шумят и топочут, куролесят и чудесят, мутузят друг друга кулачками и пятками на облысевшем ковре.