— В Чека надо гнать таких, — сказал несогласно Овсянкин. — Голову мужику забивают насчет города. Ты, дядя, брось!
Мужичок сник, завозился с увязыванием мешка и будто влип своим телом промежду баб.
Шум на помосте не умолкал, там появились сразу два оратора, желающие занять людское внимание, определился какой-то порядок.
— Граждане, просим полного внимания! Слушайте научную лекцию!
Один молодой, другой, с бородкой, вроде из семинаристов...
— Научная лекция — бесплатно, товарищи!
Странная, дикая и святая, непостижимая страна — Россия! Посреди кровавой слякоти и холода, в круговерти февральской голодной поземки, в остылом ковчеге, рядом с окоченевшими, ржавыми паровозами на путях, в тифу и вшах, не управляясь с покойниками и сама — полумертвая, она орала о душе, небе и спасении, о грядущем боге и Хаме, о счастливых зорях Социализма, о райских кущах, блуде и Печной Правде, написанной на знаменах ее страшной и бесконечной Революции. Выскакивали самозваные поэты, кричали в рифму и без рифмы вдохновенную ересь и чепуху, а в промежутках — краткие, убеждающие слова Великой Веры, их стаскивали за ноги на земную твердь, но они, падая, вопили свое: «Если погибнем — воскреснем!..» Тут же устраивались общественные диспуты, читались грамотные, вполне научные, а то и крайне субъективные лекции о судьбах Земного Шара...
Стоял на помосте культурный человек без шапки, волосатый, вши ползли цугом по его студенческой курточке, сидели в наплечных швах вроде модные прострочки, голодный блеск ожесточал надменные глаза.
— Граждане, внимание! По декрету наркомпроса, а также и товарища Луначарского! Предложено искоренять бескультурье и ликвидировать неграмотность и умственную отсталость, для чего использовать всякое скопление масс... Даже в тифозных бараках, для выздоравливающих... Потому прослушаем, граждане, социально-исторический экскурс...
— Вали, давай экскурс! — заорали матросы из дальнего угла.
— Исторический экскурс, граждане... на материалистической основе бытия и сознания, диалектики природы, как учит товарищ Энгельс... На тему «Как и куда пропала древняя Хазария, великий каганат, на рубеже девятого-десятого веков, к вопросу о миграция некоторых социологических идей в момент примерно крещения Киевской Руси!..» Лекцию прочтет, товарищи, старейший профессор Казанского университета... в Казанском университете, товарищи, также обучался наш вождь товарищ Ульянов-Ленин! Прошу приветствовать лектора, товарищи!..
Вылез на возвышение старичок. Книжный червяк, блошка овощная в очках с золочеными оглоблями (отсюда оглобель не видно, лишь что-то посверкивает время от времени...), при драповом пальто с бархатным воротничком, седенькой бородке... Была эта бородка когда-то лопатистой, на две волнистые кудельки, как у наркома Дыбенко, а вот нынче-то вылиняла, обносилась с голоду, вроде как у церковного псаломщика, почти ничего не осталось. Куда ж он, сердечный, едет-то из своей Казани? Скорее всего к белым утекает, в Ростов-Таганрог, но время выбрал неподходящее, сейчас белые побегут от него в другую сторону... Или тоже с местным крестьянством — на казачьи пироги?
— В Казани — грибы с глазами) — заорал кто-то дурашливо.
Старичок распустил наружный ворот и бабочку под скудной бородкой поправил, не обращая внимания на хулиганство. Оглядел лежбище со вниманием, как прежде на лекциях: все ли студиозусы на месте, нет ли отлынивающих по глупому обыкновению! И куда ушли — на политическую сходку или — в трактир? И вдруг продекламировал сильным и довольно-таки приятным тенорком знакомые со школьной скамьи для многих строчки:
Как ныне сбирается вещий Олег
Отмстить неразумным хазарам:
Их села и нивы за буйный набег...
И — замолк.
И все насторожились. Что за притча?
Пауза, хорошо продуманная, мигом затянула каждого в суть вопроса. Почему остановка? Кто такой Олег? Князь? Эксплуататор, понятно, ну а почему хазары-то неразумные? В том и вопрос...
Старичок усмехнулся, торжествуя первую победу над массой, и все увидели, что он — не самозванец, а магистр и профессор Казанского университета. А грибы с глазами растут в Рязани, по соседству...
— Изволите ли видеть, произошел некий исторический парадокс, недоумение: была великая Хазария и — нет Хазарии! — спокойно продолжал ученый дед. — Ничего подобного не знала ни древняя, ни средняя, ни новейшая история...
Странная все-таки была лекция, но все слушали из любопытства. А старичок держал руки приподнятыми, как бы благословлял возлежащую вкруг него паству:
— Так вот... Изволите ли знать, что все общественное развитие в мире, можно сказать, со времен упомянутого Адама подчинено такому понятию, как пронрэсс... дед намеренно ошельмовал словцо салонно-дамским, кокетливым «э» и усмехнулся. — Уж к добру или к худу, но, знаете, прогрессируем... Меняются люди, нравы, общества, целые общественные формации и государства, меняется направление миграций, смещаются пути караванов и купеческих каравелл, разбойничьих галер... И вот к восьмому-девятому веку нашей эры бывший и хорошо ограбленный уже европейскими купцами путь «из варяг в греки» стал замирать, ему на смену начал протаптываться иной путь — «из варяг в персы и Индию». И вся европейская коммивояжерская армада, все это скопище барышников и надувал, тогдашние капиталисты, золотых дел мастера и обыкновенные лудидьщики, купцы гонуззцы, все аптекари и алхимики, кулинары философского зелья и просто паразиты ростовщики Центральной, истоптанной вдоль и поперек Европы, все они через Балтику, мелкие реки и переволоки устремились на Волгу и море Хвалынское — к персам... Волга тогда называлась рекой Итиль, и столица каганата — Итиль, и были еще у хазар города Саркел и Семендер и десятки мелких поселений. И все эти города в короткое время стали прибежищем залетных коммивояжеров, перекупщиков, спекулянтов и надувал, выходцев из облезлой от высокомудрия Европы! Эти гости с капиталом стали чуть ли не в мгновение ока монополистами всей торговли, заказчиками и покупателями ремесел, хранителями зерна и вина, меда и воска. Они стали хозяевами товарного и денежного оборота, или, как справедливо вообще указывает Маркс, поработителями людей без видимого порабощения...