Светлана мгновенно напряглась и обеими руками ухватилась за сына, где встретилась с ладонью мужа. Хотя тут же успокоилась, осознав, что опасность чисто гипотетическая.
— Леську, — без малейшей задержки отреагировал Геннадий, — Витя у нас хоть и не силач, но позаботиться о себе может.
— Или, может быть, поговорим о равенстве мужчины и женщины? — улыбнулся полковник ФСБ Наталье, оглаживающей свой большой живот. — Нам, мужикам, не дано самим рожать детей, но разве без нас они на свет могут появиться?
— Ну, как минимум, нам для этого требуется пусть махонький кусочек, — расхохотавшись, жена Сахно показала большим и указательным пальцем правой руки символический зазор, — но все-таки от настоящего мужчины.
Засмеялись все. Дождавшись, когда смех начал утихать, Коробицын продолжил:
— Итак, о равенстве во всем не может быть и речи. Ведь не будет же никто в здравом уме отрицать, что не у всех одинаковые таланты? Следовательно, коммунистическая идея хоть и имеет свои привлекательные стороны, но, раз в основе ее неверные постулаты, даже теоретически неосуществима.
— Хорошо, — согласился Сахно, — тогда как ты видишь устройство общества в будущем?
— Да точно так же, Саша, как и ты, — сейчас России остро требуется осуществить переход от дикого олигархического капитализма в его самой разнузданной форме к порядку государственного капитализма. Ну, не в полном виде госкапитализм, но на всех стратегических направлениях.
— А власть? — немедленно последовал следующий вопрос.
— Именно то, что ты сделал — диктатура умного патриота. Кстати, знаешь, как это называется по-научному?
— Ну? — интерес в глазах Александра Юрьевича стал заметнее.
— Меритократия.[17] Буквальный перевод с латинского и греческого — власть достойных.
— А ведь под государственным капитализмом принципы «от каждого по способностям» и «каждому по потребностям», соответственно только разумным потребностям, в паре вполне могут работать, — мгновенно сориентировался Сахно.
— То есть мы — меритократы? Никак не коммунисты? — дошло до Гришки.
— Вообще-то, это несколько разного класса понятия, но, по большому счету, ты прав, — согласился Андрей. — Это же Красные полковники привели к власти генерала Полонского, с моей точки зрения, именно достойного.
— Вроде бы разобрались, — констатировала баронесса, почему-то переглянувшаяся с Леной Кононовой.
— Вот теперь можно и по рюмочке за успех нашего дела, — опять предложил Штолев.
В этот раз предложение было встречено с энтузиазмом — хотя вино и крепкие напитки всегда стояли в баре малой гостиной Красного-один, алкоголь употреблялся довольно редко. Просто не до выпивки было — столько сверхинтересной работы. Конечно, женщинам по определенным причинам налили чисто символически, но это сейчас не имело особого значения.
— И как, Лев Давыдович, первое впечатление? — спросил Сахно, когда Рапопорт наконец-то оторвался от краткого описания истории и возможностей открытия, а также ближайших планов.
— Знаешь, Саша, нечто такое я уже давно предполагал. Кстати, а для кого составлялся этот документ? — старый миллиардер снял очки и ткнул изящной тонкой оправой в гриф «Особой важности».[18]
— Только для высших государственных чиновников, которые будут связаны с работой в Особой экономическо-производственной зоне.
— Значит для Военного совета. Тогда зачем ты мне эту бумагу показал?
— А как вы думаете? — выражение на лице Александра Юрьевича было несколько загадочным.
Рапопорт посмотрел зятю прямо в глаза, тяжело вздохнул и ответил:
— Даже не надейся. Стар я уже для таких игр.
— Каких таких? — тут же парировал Сахно. — Вы отлично руководите огромной корпорацией. Здесь же, — он ткнул незажженной сигаретой в лежащий на столе документ, — от вас требуется то же самое — общее руководство. Причем на правах министра и зама премьера, плюс все возможности нашей команды — от апартаментов в Красном, хотя это вас вряд ли прельстит, до эвакуационного браслета с портальным терминалом. И работа будет не просто бабки заколачивать — я, вообще-то, уже заметил, что это давно вам приелось, но все-таки доставляет некоторое удовольствие, — а приносить пользу своей стране.
Рапопорт хмыкнул и демонстративно изобразил кряхтение.
— Вот только не надо жаловаться на старость и плохое здоровье. Наташенькин дед — ваш отец, земля ему пухом — дожил до восьмидесяти трех лет. И почти до конца был в прекрасной форме. А ведь всю войну прошел инженером сначала танкового полка, потом дивизии. Два ранения. У нас, по сравнению с тем поколением, войн практически не было — ни голода, ни холода, как им и благодаря им, терпеть не пришлось. Персонально же ваше здоровье Наталья проверяет регулярно с помощью портального томографа — вы уж извините, что без спроса — и даже одну мелкую операцию провела — сосудик какой-то почистила. Тромб образовываться начал, его в профилактических целях и изъяла. Ну так что, Лев Давыдович, работать будем?
17